К счастью, один из наших слуг, менее отравленный, выводит меня из этого затруднения.

Он бежит ко мне со всех ног, крича на бегу:

– Спасены! Спасены! Видите, вон там, в двадцати шагах, группу деревьев?

– Да, это из рода Eucaliptus globulus.

– Не знаю, как они называются по-ученому, – досадливо прервал меня слуга, – знаю лишь то, что при разрезе из их корней вытекает то лекарство, которое нам нужно.

Я широко раскрыл глаза: не помешался ли мой малый? Он понял мою мысль.

– Нет, господин, я здоров. Мне не один раз приходилось пить отравленную воду, и всегда сок эвкалипта спасал мне жизнь. Так было и теперь. Напившись его, я чувствую себя вполне здоровым. Да вот посмотрите, не я один…

Его слова оправдались. Уже с полдюжины его товарищей, припав ничком к земле, сосали из благодетельных корней целебный сок.

Я со своей стороны разрезал один корень, попробовал, – оказалось действительно очень приятным. Тогда все остальные с жадностью бросились к драгоценным деревьям и принялись большими глотками утолять мучившую их жажду.

Действие сока было изумительно: признаки отравы быстро исчезли, общее состояние стало удовлетворительным, у всех осталась только тяжелая сонливость, соединенная с остолбенением, которых нельзя было никак превозмочь. От них, я думаю, можно избавиться по истечении лишь нескольких дней.

Наши лошади тоже значительно поправились и мирно принялись за траву.

Все-таки положение дел меня продолжает тревожить. Я жду черных. А что поделаешь с сонными людьми? Да и не особенно верится мне в чудодейственную силу эвкалиптового сока как противоядия; нужно бы чего другого…

Тут моя нога случайно наступает на одну из связок, вытащенных старым Томом из воды. Я задумчиво гляжу на нее. Она обмотана гибкою лианою, на которой сохранились еще и плоды в виде фасоли, только коричневого цвета. Растение мне кажется что-то знакомым. Я напрягаю свой ум… Как?! Возможно ли это? Неужели я не обманываюсь?! Но нет… Я узнаю хорошо – это калабарские бобы (Physostigma venenosum), – противоядие белладонны.

При виде этого растения в моей памяти встают виденные мною опыты в парижских госпиталях и College de France. Помню, раз одному больному впустили в глаз каплю атропина (алкалоида белладонны) – зрачок сейчас же сильно расширился. Потом профессор, взяв каплю физостигмина (алкалоида калабарских бобов), впустил в тот же глаз, и зрачок немедленно пришел в нормальное положение – яд был нейтрализован.

Этот опыт с ясностью восстает в моем мозгу. Я решаюсь испытать его. Хотя физостигмин тоже сильнейший яд, но я уверен, что он, нейтрализуя датурин (алкалоид дурмана) и атропин, в то же время сам будет нейтрализован ими.

Однако по какой же необъяснимой случайности дикари захватили с белладонною и единственное растение, которое могло помочь нам? – Вероятно, лианы физостигмы были употреблены или по своей крепости, или, может быть, только они и попадались под руку.

В несколько минут, при помощи Тома, было собрано порядочное количество бобов. Я положил с дюжину в котелок, влил туда сока эвкалипта и сделал род настойки. Выжав затем мякоть, я приступил к пробе, для чего выбрал одного слугу. Попытка увенчалась полным успехом: больной через пять минут уже различал предметы и сделался спокоен.

Ободренный первым успехом, я обхожу по порядку всех. Можете судить о моем восхищении при виде своих товарищей, пришедших в полное сознание!.. Опасаясь, однако, чтобы это облегчение не прошло вскоре, я пригласил всех воспользоваться этим временем, чтобы принять необходимые предосторожности против ожидаемого нападения дикарей. Общими усилиями мы сдвигаем повозки в виде андреевского креста, чтобы со всех сторон встретить врага лицом к лицу и не дать ему обойти с тыла. У каждого угла ставим по испытанному часовому. Спутанных лошадей и собак привязываем к осям. Бедные животные еще очень больны, а помочь нечем: у нас вышла вся вода… Можно бы поискать новых эвкалиптов, но мы не осмеливаемся отходить далеко из опасения услышать страшный свист бумеранга или дротика.

Между тем наступает ночь. Все забываются тревожным сном. Один я не сплю: мрачные предчувствия гонят от меня дремоту. Зато какое сонное царство окружает меня! Действие физостигмина очевидно, но прежний яд так силен, что столбняк от него проходит не скоро. Я замечаю даже возвращение признаков отравления. Только на нервную натуру Мэри мое лекарство, по-видимому, сильно подействовало: она очень скоро открыла глаза и пришла в полное сознание.

Когда я объяснил милой девушке причину внезапной болезни всех нас, первое слово, которое она произнесла, была мольба о прощении виновников.

– Бедные люди, – говорила она, – это голод толкает их на преступления. Кроме того, им неизвестны даже основные правила человечности. Простите же печальным жертвам невежества и бедности.

– Мисс, бесконечно сожалею, что не разделяю ваших иллюзий, – горячо возразил я. – Да и сами вы чуть не умерли благодаря этим невинным «жертвам невежества». Простить кровожадным зверям, которые собираются съесть вас, простить негодяям, которые не брезгуют и отравою, чтобы добиться своих гнусных целей?! Не лучше ли уж пощадить волка или тигра, который терзает вас?!

– Да, m-eur, но ведь эти несчастные все-таки люди. Нужно попробовать научить их добру. Я слышала, что некоторые миссионеры достигли и у них блестящих результатов.

– Очень может быть, – сухо возразил я, – но у нас, мисс, сегодня совсем нет на это времени.

– Послушайте, m-eur Буссенар, не сердитесь, ради Бога, – продолжала настаивать Мэри, – но обещайте мне, что вы не будете мстить дикарям. Обещаете? У меня, право, вся кровь волнуется при мысли об обиде этих бедняков.

Произнося это, молодая девушка с мольбою взглянула на меня. Я не мог больше отказывать этим ясным, молящим глазам и скрепя сердце дал слово.

– Хорошо, обещаю не мстить черномазым негодяям. Но помяните мое слово: ваши «бедняки», в благодарность, еще не одну пакость учинят нам. По крайней мере, позвольте хоть защищаться, когда они нападут на нас, – прибавил я ироническим тоном.

– Можно, можно, но только в случае крайней необходимости.

Я проводил Мэри в ее фуру, поставленную нами как раз на пересечении креста. Пожелав мне с очаровательной улыбкой спокойной ночи, девушка впорхнула туда и улеглась возле своей верной Кэлли.

Около фуры, близ колес, растянулись два гиганта на страже. Это – Робертс и Кирилл. С этой стороны я был спокоен: любовь бодрствовала, и, мне думалось, она осилит оцепенение, опять овладевшее моими спутниками.

Десять часов! Ночь темная: ни зги не видно, только слабые лучи мерцающих звезд еле пронизывают темноту. Боже, хоть бы поскорее настал день! Завтра все проснутся вполне здоровыми. Тогда нам не страшны дикари всего света…

Между тем усталость и дневные тревоги дают себя чувствовать. Меня начинает клонить ко сну. Я борюсь с дремотой, стараюсь стряхнуть сон, но напрасно. Звезды начинают плясать передо мною… Деревья вытягиваются… Все заволакивается туманом… Я засыпаю…