– Я не в том положении, чтобы верить на слово.

– Да? Заблудились, что ли?

Вернулся Никонов:

– Чисто!

Капитан присел напротив старика:

– У нас проблема! Солдат раненый, тяжелый! С ним мы к своим не выйдем.

Старик кивнул:

– Вы хотите оставить раненого мне?

– Да! На время. Мы вернемся за ним.

– Тяжелый, говоришь? – вздохнул чеченец.

– Да.

– Молодой?

– Двадцать лет.

– Совсем мальчишка! А не боитесь оставлять его?

– С вами кто-нибудь проживает? Или боевики заходят?

– Живу я один; боевики кружат по сектору, но ко мне не заглядывают. Знают, наверное, что мои сыновья ушли к ним.

– Ваши сыновья служат у Дудаева?

– Да.

– Понятно! Значит, вы нам помочь не сможете.

– Погоди! Мы люди и должны всегда оставаться людьми, даже на войне. Дудаев принес чеченцам только горе. Он обманул нас, забрал наших детей и бросил погибать за свои бредовые идеи. Оставляйте солдата. Кормить буду, поить буду, смотреть буду; если что, спрячу, но медицинскую помощь оказать не смогу. Я не врач. Да и лекарств у меня нет. Только аспирин да валидол.

– Мы оставим вам боевую аптечку, объясним, как пользоваться ею. Но если домой заявятся ваши сыновья? От них вы солдата не спрячете. А они убьют его.

– Мои сыновья сюда больше никогда не вернутся.

– Они погибли?

– Живы, здоровы! По крайней мере вчера еще были живыми и невредимыми. Не в этом дело. Я сказал, что мои сыновья сюда больше не придут, значит, не придут. И не спрашивай меня, капитан, почему. Это моя личная трагедия.

– Ясно! У меня к вам еще одна просьба будет.

– Что за просьба?

– Нам бы план местности. Вы здесь давно живете?

– Давно.

– Могли бы начертить план?

– Заблудились? Понятно!

Старик встал, прошел к комоду, достал из ящика свернутый лист бумаги. Им оказалась карта. Он развернул ее, объяснив:

– Это карта Грозного девяностого года. С тех пор в городе мало что изменилось, не считая последствий правления Дудаева, бомбардировок вашей авиации и действий войск. Вот это, – он обвел карандашом крестик на карте, – мой дом. Дальше сами определитесь, как и куда вам идти. Но прямо не советую. Безопасней идти вправо, там меньше дудаевцев. Это все, чем я могу вам помочь.

– Спасибо, отец! Мы вернемся за солдатом, обязательно вернемся.

– Постарайтесь забрать его быстрее. – Чеченец вздохнул. – Повторяю, я не врач. И показать его кому-либо даже из знакомых не смогу.

– Постараемся! Куда нам положить раненого?

– Заносите его, а я подготовлю постель в комнате.

Оставив Лукрина у чеченца, передав старику две боевые аптечки, перевязочный материал и объяснив, как пользоваться препаратами, отделение покинуло усадьбу. Отошли недалеко. В соседнем дворе Сомов разрешил бойцам перекурить, подозвал к себе сержанта и, развернув полученную карту, сказал ему:

– Давай теперь, Паша, подумаем, что делать дальше. Впереди самое трудное…

Подумав о своих затерявшихся в городе подчиненных, Голубятников решил пойти спать. Боевики с вечера проводят перегруппировку, значит, с утра ударят. А посему следовало выспаться, сил набраться. Он прошел в комнату отдыха. С улицы доносились одиночные выстрелы: вновь начали свою кровавую работу снайперы. К ним в батальоне уже привыкли – если можно привыкнуть к тому, что жизнь твоя ежеминутно подвергается смертельной опасности. Комбат прилег на спальник. Буржуйка нагрела комнату, можно раздеться. Уснул Святослав мгновенно. И приснился ему сон. Мирный сон. Поле, усыпанное цветами, мягкая трава, теплая, безветренная погода. Приветливое солнце в ореоле огромных белоснежных облаков, невдалеке сосновый лес. Он стоит, подняв руки к солнцу; рядом супруга, собирающая цветы. Стрекот кузнечиков. На душе спокойно, радостно. Подбегает Галина, восторженно кричит:

«Как хорошо-то, Слава!..»

«Да! – отвечает он. – И почему мы раньше здесь не были?»

«Потому, что такое существует только во сне», – улыбается Галя.

«В каком сне, родная? Разве мы спим?»

«Да! Хороший сон, правда?»

И убегает к речушке, что прячется в неглубоком овраге. Святослав смотрит вокруг. Нет, это не сон, это не может быть сном. Он бежит за женой. Она пускает по воде венок:

«Смотри, если венок прибьется к правому берегу, у нас родится дочь, если к левому, то сын».

«А если уплывет?» – спрашивает он.

«Нет! Он обязательно куда-нибудь прибьется».

Течение медленно несет венок и наконец прибивает его к правому берегу.

«Дочь, Слава, у нас будет дочь!» – кричит Галина.

И, сбросив легкое платье, бросается в воду. Речушка небольшая, но глубокая. Галя плывет за венком. Святослав тоже снимает рубашку, джинсы. Играющая бликами солнца вода тянет к себе. Он подходит к воде. И вдруг гремит гром. Неожиданный, сильный. Святослав смотрит на небо, оно вдруг быстро затягивается свинцовыми тучами. Молния бьет в одинокую березу у леса. Дерево загорается. Святослав смотрит на речушку – и не видит Галины. Откуда-то появляется – почему-то в зимнем обмундировании – связист батальона сержант Выдрин. Форма грязная, лицо уставшее. Он кричит:

«Товарищ подполковник! Батальон атакован духами!»

Какой батальон, если роты в гарнизоне? Какие духи, война в Афгане закончилась!.. Вновь грохот грома. Выдрин хватает Голубятникова за плечо:

– Товарищ подполковник!

– Ты, Выдрин, откуда здесь взялся?

– Как откуда? Я никуда не уходил.

– А где Галина?

– Ваша супруга? Дома, наверное, в Рязани.

– А…

И тут Голубятников пришел в себя:

– Что? Что ты сказал? Духи атакуют батальон?

– Так точно!

– Время!

– 23.20.

По соседству со своих спальных мест вскочили Юрченков, заместители. Голубятников, накинув куртку, приказал:

– Быстро всем на КНП.

Юрченков был старше Голубятникова по должности – начальник штаба полка, но батальоном командовал Святослав. И он в данной обстановке принимал решения. Старшие офицеры вошли на КНП. Голубятников приказал связисту:

– Сережа! Связь мне с ротами.

Отчетливо слышалась пулеметно-автоматная стрельба, разрывы гранат.

Первым ответил командир разведроты: