Законы эволюции непреклонны: кто не развивается, тот деградирует. В природе слабые и больные погибают, чтобы выжил вид. Если у вида нет естественных врагов и слабые и больные животные дают потомство, то вид деградирует и вымирает. Иного не дано.

На протяжении веков и тысячелетий человечество жило в суровых условиях. Эти условия были жестоки, беспощадны, но благодаря им человек оставался человеком — гордым покорителем природы. Говорят, спартанцы сбрасывали слабых и больных младенцев со скалы. Весьма мудрое решение!

Современная медицина, сохраняя жизни все большего числа людей, которые в иные времена не выжили бы, оказывает человечеству медвежью услугу. Посмотрите — чем больше ее успехи, тем больше вокруг нас больных и тем меньше здоровых! Не потому ли, что мы уже начали деградировать? Не приведет ли это через какое-нибудь столетие в полному упадку, а затем и вымиранию человеческого рода?

Такое развитие весьма вероятно, если только мы не примем своевременных, в высшей степени решительных мер. Успехи медицины нужно поставить на службу человечеству, а не на его погибель. Излечивать следует лишь излечимые болезни; неизлечимые — уничтожать вместе с их носителями. Только так мы сможем снова запустить замерший и уже изрядно заржавевший механизм эволюции. Только так мы проложим путь к человечеству будущего — сильному и могучему.

Сегодня за такой дремучий социал-дарвинизм можно подвергнуться общественному порицанию и даже загреметь в тюрьму. Но во времена фон Беманна все было иначе. Подобные взгляды считались вполне нормальными и имеющими право на существование. Молодого профессора мучило только одно: если следовать его доктрине, его самого нужно было уничтожить едва ли не в первую очередь. И поэтому он посвящает себя новой теме — исправлению плохой наследственности. А для этого необходимо выделить ту часть человеческого организма, которая за эту самую наследственность отвечает.

У меня ушел примерно месяц на то, чтобы собрать статьи фон Беманна в медицинских журналах конца 1920-х — начала 1930-х годов. Однако я не обнаружил ни одной научной публикации профессора, сделанной после 1931 года. В его биографии появляется странный разрыв, который до сих пор никем не объяснен. Только в 1935 году фон Беманн «всплывает» — в качестве одного из руководителей и научных консультантов Программы Т-4. Он практически не занимается научными исследованиями, предпочитая наблюдать за «запуском механизма эволюции» и даже — время от времени — принимая в этом запуске активное участие. После войны он попал в руки победителей, за участие в Программе Т-4 его судили и приговорили к десяти годам тюрьмы. К слову сказать, этим он отличается от многих нацистских ученых-медиков, которые, несмотря на все причиненное ими зло, отделались легким испугом или отсидели символические сроки благодаря досрочному освобождению. Фон Беманн, несмотря на примерное поведение, отсидел свои десять лет в одиночной камере до конца. Вернее, почти до конца — за два месяца до освобождения профессор скончался. Был ли он убит? Неизвестно. Но поскольку организм фон Беманна был предельно изношен, нельзя исключать естественный финал.

Но это — не основная загадка. Дело в том, что профессор фон Беманн был главным претендентом на роль руководителя генетического проекта Третьего рейха. Чтобы узнать, являлся ли он таковым в действительности, нужно было ответить на три вопроса. Первый: насколько продвинулся он в своих исследованиях к 1931 году? Второй: что фон Беманн делал следующие четыре года? Третий: не было ли его участие в Программе Т-4 маскировкой другой, более серьезной деятельности?

Для ответа на первый вопрос мне нужна была помощь профессионалов. К счастью, у меня довольно обширные связи в аргентинских научных кругах, и я передал подборку статей профессора одному нашему весьма квалифицированному специалисту-генетику. Ответить на два других вопроса было сложнее. Но я не привык пасовать перед трудностями…

В первую очередь я собирался систематизировать имевшиеся у меня данные о судьбе фон Беманна после 1931 года. Итак, в 1935 году профессор занимает должность главного медицинского консультанта Программы эвтаназии Т-4. О какой-то его особой активности на этом поприще не слышно, сохранилось лишь несколько докладных записок, в которых он выступает за ужесточение предусмотренных программой мер — в частности, за уничтожение ряда категорий больных вместо их стерилизации. К слову сказать, именно на основании этих документов его потом и осудили.

Похоже, работа у профессора была не очень пыльная, и времени на научные исследования вполне хватало. О том, что фон Беманн слишком много знал, свидетельствует и длительный срок его заключения — его явно хотели подольше продержать в изоляции. Вроде бы все сходится, и можно было бы на этом успокоиться, но…

Но я не привык делать поспешные выводы и задал себе парочку напрашивавшихся вопросов. Первый: если фон Беманн был ценнейшим специалистом, руководителем мощнейшего научного проекта, почему победители не вывезли его к себе и не заставили работать в каком-нибудь секретном институте, как это произошло с крупнейшими германскими учеными? Сажать такого специалиста в тюрьму — это все равно что выбрасывать в море сундук, набитый золотыми слитками!

И второй. Насколько мне известно, фон Беманн никогда не служил в СС, в отличие от Егерманна и Рашера, которые тоже руководили крупными проектами. Разумеется, вполне вероятно, что его работа в Программе Т-4 была всего лишь хитрой маскировкой, но тогда почему такая маскировка не применялась в других случаях?

По ходу своих раздумий я получил ответ от специалиста, которому отправил статьи профессора. Письмо заставило меня призадуматься еще более глубоко. Вот что я там прочитал:

Уважаемый господин фон Кранц! Я с большим интересом ознакомился с присланным Вами материалом. Честно говоря, я не предполагал, что германская reнетика к началу тридцатых годов так близко подошла к открытию ДНК. Если Вы не против, я использую эти материалы в моей статье по истории медицины. Они свидетельствуют о высоком научном уровне автора, значительно опередившем свое время. Судя по всему, он даже успел воспитать плеяду учеников — две последние статьи, написанные им в соавторстве с Н. Хайдером, значительно отличаются по стилю. Если у Вас есть дальнейшие статьи этого автора или его учеников, я был бы Вам очень признателен за возможность снять с них копии.

Статей у меня, разумеется, не было. Зато появлялась более или менее четкая картина того, как все происходило. К 1931 году фон Беманн уже вполне мог добраться до идеи клонирования. Воспитав учеников, он вполне мог создать свой собственный научный центр под патронажем кого-нибудь из воротил германского бизнеса, который, естественно, поставил главное условие — сохранение полной и абсолютной тайны. Этим и объясняется молчание фон Беманна в течение следующих четырех лет.

Все постепенно вставало на свои места. Оставалось только выяснить, на кого именно работал фон Беманн. И тут у меня никаких зацепок не было. Чтобы пролить хоть немного света на происходившие события, я заказал из германского архива полную стенограмму суда над профессором (до этого у меня на руках было только обвинительное заключение). То, что я прочитал, не просто поколебало все мои предшествующие выкладки. Они оказались опрокинутыми вверх тормашками! Итак, привожу выдержку из текста: