Так что же, Солон потерпел фиаско? Если ограничиться краткосрочной перспективой, то так оно и может оказаться. К полному и долгосрочному окончанию губительного стасиса Афины пришли лишь на исходе VI в. до н. э., в период демократических реформ Клисфена. Деятельность Солона, однако, имела другое, более важное значение, но значение, сказавшееся лишь с течением времени. В ее результате экономическое, политическое, культурное развитие Афин вышло на принципиально новый уровень. В досолоновскую эпоху афинский полис по большинству своих параметров (исключая разве что размеры) был, в общем, рядовым по греческим меркам. Его опережали – и подчас довольно сильно – и Коринф, и Милет, и полисы Эвбеи… В послесолоновское время ситуация начинает стремительно меняться. Афины делают такой резкий рывок вперед, что через какой-нибудь век становятся одной из двух, наряду со Спартой, «сверхдержав» греческого мира, претендентом на гегемонию в Элладе. Конечно, такой ход афинской истории – заслуга не одного Солона. Свой вклад в поступательное развитие этого процесса внесли впоследствии и Писистрат, и Клисфен, и – еще позже – Фемистокл. Но Солон был первым в этом ряду. Его с полным правом можно назвать «отцом-основателем» грядущего афинского могущества и процветания. Государственные деятели дальнейших десятилетий и веков шли уже по его стопам, по намеченному им пути.

* * *

Итак, деятельность примирителей и законодателей (даже таких выдающихся, как Солон) в архаических греческих полисах, при всем ее огромном историческом значении, далеко не всегда достигала своей непосредственной цели – прекращения смут и гражданских конфликтов. Подчас удавалось в лучшем случае на время смягчить противостояние, а затем оно вновь обострялось, и распри вспыхивали с новой силой. Слишком уж острыми были существующие противоречия между различными слоями гражданского населения и внутри них. Во многих полисах стасис принимал затяжной характер и продолжался, то затихая, то нарастая, целыми десятилетиями. Соперничали друг с другом различные аристократические группировки; периодически заявляла о своих требованиях (чаще всего экономических) и масса демоса. Все эти смуты развертывались на фоне растущего перенаселения в наиболее развитых областях Эллады, усугублявшего стенохорию («земельный голод»). Абсолютно необходимыми становились поиски каких-то выходов из положения.

В конце концов от стасиса было-таки найдено «лекарство», но лекарство это оказалось весьма горьким. Речь идет о режимах личной власти, которые начали появляться в наиболее развитых полисах примерно с середины архаической эпохи и получать все большее распространение. На сцену выступил новый исторический феномен – тирания.

Под тираном в греческой традиции понимался такой правитель, который не получил власть по наследству, законным путем, а добился ее собственными усилиями. Иными словами, по самой своей природе типичный тиран был узурпатором. Естественно, достигнув властного положения, тиран всячески стремился легитимировать его, используя различные способы (привязку с помощью генеалогической традиции к древним родам басилеев; прокламирование особых связей с богами; реформы полисных структур, позволявшие назвать тирана «новым основателем» города с присвоением статуса ойкиста и, соответственно, правителя; иногда, хотя и редко, – принятие тираном официального царского титула). Впрочем, легитимация такого рода практически никогда не становилась по-настоящему успешной. Единственным действительно легитимирующим средством была, по сути дела, личная харизма тирана. Стоило ей иссякнуть (обычно это происходило при сыновьях или внуках первого узурпатора) – и все попытки удержать власть оказывались тщетными. Слишком уж очевидно деятельность тиранов противоречила процессам формирования полиса, проходившим на протяжении архаической эпохи. Выше шла речь о двух характерных для этого времени тенденциях – коллективистской и индивидуалистической. Тирания, вне сомнения, стала одним из самых ярких проявлений второй из этих тенденций.

Об этом феномене написано немало, и, соответственно, о многих его важнейших чертах можно говорить с известной долей уверенности. Архаическая тирания зародилась в северо-восточной части Пелопоннеса, где в середине архаической эпохи уже существовал целый ряд весьма развитых в экономическом и политическом отношениях полисов, переживавших серьезные проблемы и разъедаемых гражданскими конфликтами. К несколько более позднему времени относится возникновение тираний в других областях – на ряде островов Эгейского моря, на западном побережье Малой Азии, на Сицилии и в Южной Италии (Великой Греции).

Архаическая тирания может быть вполне корректно охарактеризована как диктатура «сильных личностей». По своему происхождению тираны, как правило, принадлежали к слою аристократии. Собственно, это выглядит вполне естественным: выходец ни из какого другого слоя в архаической Греции заведомо не мог добиться такой степени политического влияния, которая позволила бы ему претендовать на единоличную власть. Политика в эту эпоху была всецело уделом знати. И тираны являлись аристократами не только по происхождению, но и по системе ценностей, по своей идеологии.

Для того чтобы добиться власти, будущему тирану необходимо было прежде всего стать известным, зарекомендовать себя в полисе разного рода славными деяниями. Подходила, например, для этой цели победа в чрезвычайно авторитетных панэллинских Олимпийских играх. Впрочем, статус олимпионика сам по себе далеко не всегда был достаточным для достижения нужной степени влиятельности. Афинянину Килону, как известно, не помогла его олимпийская победа: полис не принял его в качестве тирана.

Не худшим (а может быть, даже лучшим) средством прославиться была репутация полководца, руководство успешными военными операциями. Отнюдь не случайно, что многие тираны (Кипсел в Коринфе, Орфагор в Сикионе, впоследствии – Писистрат в Афинах) начинали свою деятельность именно как военачальники. Действия такого рода оказывались полезными в двояком плане. С одной стороны, они создавали будущему тирану ту самую личную харизму в глазах сограждан, которая облегчала восприятие его как правителя. С другой же стороны, среди воинов, служивших под началом удачливого полководца и преданных ему, могли рекрутироваться его ближайшие сподвижники, составлявшие впоследствии основу того отряда, с помощью которого тиран захватывал власть. Дело в том, что власть нужно было именно захватить, взять – в самом прямом физическом смысле, маркировав этот шаг непосредственным занятием вооруженной силой городской цитадели, акрополя.

После установления тирании в полисе складывалась ситуация своеобразной диархии, двоевластия (сразу припоминается принципат Августа в Риме). Очевидно, между тираном и народным собранием существовало какое-то разграничение властных полномочий по отдельным сферам, но наиболее важные решения, затрагивавшие интересы обеих сторон, принимались совместно. Два центра власти фактически заключали между собой договор.

Этим иллюстрируется чрезвычайно оригинальный статус архаического тирана. Он – как бы не в полисе, а вне его. Он выступает как некая автономная единица, как «государство в государстве», живущее по своим собственным законам. Законы полиса над ним в принципе не имеют силы. Конечно, встречались и исключения, когда тиран демонстративно выказывал лояльность по отношению к этим законам (Писистрат в Афинах, как мы увидим, поступал именно так), но это был лишь жест доброй воли, который делать было вовсе не обязательно и от которого можно было в любой момент отказаться. Далее, обратим внимание на то, что тираны обычно избирали своей резиденцией городской акрополь. Кроме них, там никто не жил, там находились только храмы богов.