– Прочь отсюда, демон! – выкрикнул один из гребцов.

Уго не запретили и дальше спать в полуразобранной лодке: эти доски больше никто не брал. Опустошенная посудина сделалась его главным прибежищем, потому что Уго теперь боялся высунуть нос в Барселону, чтобы не повстречаться с Лысым Псом и его шайкой. На площади Вольтес-дел-Ви бил родник – там горемыка утолял жажду, а кто-то – мальчику хотелось верить, что это был Андрес, – иногда оставлял в его лодке немного еды.

Не было больше и воскресных встреч с матушкой в церкви Святой Марии: Антонину забрал к себе бондарь. Преклонив колени на каменном полу, Уго, чувствуя себя совсем маленьким под величественным сводом, молился Деве Марии и просил Ее о заступничестве. Какое зло он причинил, какой грех совершил, за что его называют демоном? Почему Мария разлучила его с матушкой? Несмотря на все заверения мисера Арнау, Дева так и не улыбнулась Уго, Она оставалась недостижимой и не снисходила к своим прихожанам. Зато Арсенда пыталась подсказать брату путь: наставляла его рассказами о Божественном и чудесном и выспрашивала, хорошо ли он себя вел. Уго своих секретов не открывал, а Арсенда поучала его так, как то делали монашки, и уговаривала вести себя как подобает доброму христианину. «Грешил ли ты гордыней? – допытывалась девочка. – Тщеславием либо какими иными пороками?» Уго все отрицал, но… разве может нищеброд и подонок (именно так выразился виконт) жить, не склоняясь ни перед кем?

Вот о чем в очередной раз думал Уго, стоя на рассвете рядом с улицей Тальерс, снова босоногий, с абарками в руках. Наконец он увидел Лысого Пса. Уго удалось избежать тюрьмы замка Наварклес, однако удача отвернулась от него из-за пресловутых сандалий: сначала их украли, потом его арестовали и выпороли, а теперь повсюду преследуют, и он не может спать. Его называют демоном, и даже матушка его покинула.

Уго бросил сандалии Лысому Псу.

Жоан Амат в изумлении остановился. Сначала ему пришлось в потемках разбираться, что это упало ему под ноги, потом – почему это случилось и кто мог это сделать.

– Все, между нами мир, – сказал Уго.

Не было нужды повышать голос. В тишине слова отозвались гулким эхом. Уго стоял в начале улицы и был готов к стремительному бегству, если сын мясника на него нападет.

Так прошло несколько секунд.

– Никакого мира, – ответил Амат, подбирая сандалии и швыряя их обратно хозяину. – Мне не нужны тапки, мне нужен топор.

Уго задумался.

– Если я принесу топор, у нас будет мир? – наконец спросил он.

– Да.

– Клянешься?

– Клянусь, – торжественно подтвердил Жоан Амат.

– Я принесу.

Уго не знал, стоит ли ему подбирать абарки. Лысый Пес не шевелился. Глубоко вздохнув, мальчик наклонился за ними. Лысый смотрел, не сходя с места. Уго решил не испытывать судьбу и пошел прочь, не обуваясь, сдерживая себя, чтобы не броситься наутек.

Вскоре мальчик принес Амату и топорик. Ему почему-то хотелось подойти ближе и передать оружие из рук в руки. Его защищала торжественная клятва. Лысый Пес провел пальцем по лезвию топорика:

– Где ты его раздобыл?

– Он принадлежал моему отцу, – соврал мальчик.

– А теперь что, отец умер?

– Да.

– И ты готов отказаться от отцовского топора?

– Когда-нибудь ты мне его вернешь.

Уго сам не ожидал от себя такого ответа, не понимал, с чего это ему пришло в голову огрызаться.

– Ага, в грудь тебе воткну! – выкрикнул Амат и взмахнул топориком.

Уго едва успел нагнуться и прикрыть голову руками. Только услышав хохот подлеца, он вновь открыл глаза: Амат ему не угрожал.

– Сегодня это было в шутку, – предупредил лысый, резко переходя от веселья к угрозам. – Но не слишком-то рассчитывай на мою клятву. Если отныне и наперед ты меня разозлишь, никакого мира не будет.

Уго смотрел на море. Летними ночами под сверкающей луной оно превращалось в огромное складчатое одеяло, поблескивающее в такт мерному колыханию волн. Прошло почти два месяца со дня примирения с Лысым Псом. Уго безбоязненно ходил по Барселоне и крепко спал, а вдобавок его положение среди корабелов изменилось с тех пор, как на берег явился священник и громко воззвал к Святой Троице.

Пастырь кропил все вокруг и молился, чтобы любая вещь, на которую упадут капли святой воды, освободилась от мерзостей, скверны, демонов и тлетворного духа. Окропил он и лодку – ночное пристанище Уго. Хозяева старой лодки не хотели, чтобы полезная древесина пропала втуне.

– Благословите и меня, отче! – выпалил Уго, когда разобрался, что происходит.

Священник взглядом посоветовался с мастерами, призвавшими его на берег, и тут же, на месте, произвел обряд экзорцизма.

Уго удалось отделаться от Рожера Пуча, от Лысого Пса и даже от одержимости бесами, однако на верфи Регомир и теперь не хотели давать ему работу.

– Для тебя же и лучше, – утешил его Андрес, который вновь сделался другом Уго, когда услышал рассказ о примирении с Жоаном Аматом. – Иначе тебя и дальше бы обвиняли во всех несчастьях, и ты бы снова превратился в демона. Такие штуки всегда начинаются одинаково, а закончиться могут как угодно.

– Ты тоже считал меня демоном? – напрямик спросил Уго.

Андрес смутился.

– Нет, – помолчав и не слишком уверенно ответил подмастерье. – Лучше послушай! – торопливо заговорил он, опережая упреки, готовые на него излиться. – У меня для тебя есть предложение…

В ту ночь, сидя на берегу перед умиротворяющим, почти гипнотическим морем, Уго едва сдерживался, чтобы не расчесывать царапины, покрывавшие его тело с ног до головы. Зуд немного унялся после долгого купания в соленой воде, раны подсохли и зарубцевались. Тогда Уго обдумал предложение Андреса: работать вместе со знакомым его отца, по имени Ансельм, которому платили деньги за поставку котов в особняки, церкви, часовни и монастыри, где хозяйничали крысы.

При встрече Ансельм ничуть не испортил тот образ, который заранее сложился в голове Уго: это был тощий дядька, такой же недоверчивый, шустрый и увертливый, как и животные, с которыми он имел дело. Кошатник согласился кормить Уго за вот какую работу: ловить котов; держать их полуголодными; натаскивать на ловлю мелких зверьков; науськивать и натравлять на крыс – иногда таких же больших и крепких, как и сами охотники; забирать котов обратно по завершении работы и добивать тех, которые слишком пострадали в битве с грызунами. Уго почти не успевал разглядеть, что происходит во время схваток: то была куча-мала из шерсти, когтей, зубов и клыков, которые взлетали, опускались и вертелись с головокружительной быстротой. Мальчик, вооруженный крепкой дубинкой