* * *

Генрих прибыл в Лондон неделей позже, примчался, загнав лошадь, прямо с пристани в Саутгемптоне.

– Выглядишь прекрасно, – сказал он, здороваясь с Алиенорой в большом зале Вестминстерского дворца. Он расцеловал жену в обе щеки, а затем в губы. Муж был более приветлив, чем в Нормандии, улыбался довольно и добродушно. – Просто цветешь.

Его восторженные слова польстили Алиеноре, и она в ответ широко улыбнулась:

– Да, господин супруг мой, я чувствую себя очень хорошо.

Хотя Алиенора оставалась настороже, но все же у нее словно гора упала с плеч. Два месяца разлуки сгладили разногласия между супругами, к тому же изнурительная тошнота и раздражительность первого периода беременности сильно уменьшились. Весть о возвращении Генриха она получила заранее, и это дало ей возможность внутренне подготовиться к его прибытию.

Детей привели поздороваться с отцом. Ясноглазый маленький Генрих никак не мог устоять на месте. Румяная круглолицая Матильда, сидя на руках у няни, рассматривала отца и хмурилась. Король поцеловал дочь и сына и одобрительно кивнул Алиеноре в знак того, что он доволен: дети живы и здоровы. Алиенора не знала, радоваться или обижаться, и спряталась за ширмой гордой невозмутимости.

* * *

– Ты хорошо справилась, – сказал ей Генрих позже, когда все формальности были завершены, супруги отпустили слуг и остались вдвоем в комнате королевы. Он налил им обоим вина из кувшина, стоявшего на сундуке.

– Я отлично могу вести государственные дела, когда ты в отъезде, даже если беременна, – с раздражением в голосе произнесла Алиенора.

– Да я и не отрицаю этого, любимая, но ты должна заботиться о своем здоровье. Ты же не хочешь, чтобы твое чрево принялось бродить по всему телу. Вот что случается с женщинами, которые слишком обременяют себя, когда вынашивают ребенка, и подчас все плохо заканчивается. Я слышал, ты к этому предрасположена.

– Ты поручил матери править Нормандией. Чем же я хуже?

– Моя мать больше не рожает детей. – Генрих отпил вина. – Однако ты была регентом последние полтора месяца. Чем же ты недовольна?

– Тем, что твои советники надзирают за каждым моим шагом.

– Любой правитель имеет советников. Прибегай к их рекомендациям, когда нужно, и будь благодарна за помощь.

Алиенора сознавала, что, раздражаясь, играет ему на руку, и удержалась от ответного выпада.

– Иногда помощь очень походит на вмешательство, – сказала она.

– Это не намеренно.

– Неужели? – Алиенора удивленно вскинула брови.

– Разобраться в английских законах непросто, и вполне разумно иметь советников. – Он издал сердитый стон. – Не делай ты из мухи слона.

Генрих остановил дальнейшие возражения твердым взглядом, словно говорящим: я прав, а ты нет.

– Ну хорошо. – Алиенора не стала искушать судьбу и сменила тему. – Как прошли твои встречи с Людовиком?

Генрих пожал плечами:

– Как и ожидалось. Он признал мои права как графа Анжуйского в аббатстве Святого Юлиана и безропотно согласился с назначением моего брата графом Нантским. Мы достигли согласия, и теперь у меня есть возможность заняться делами в Англии. – Генрих покрутил кубок. – Людовик пребывал в необычайно приподнятом настроении, потому что его супруга наконец зачала и, полагаю, в конце осени ожидается наследник. Но жена его, я слышал, слаба здоровьем и узка в бедрах, так что неизвестно, будут ли роды удачными.

Алиенора насторожилась:

– Но если она выживет и родит сына, положение сразу же изменится.

– Изменится, но что мы можем поделать? – Генрих повел рукой, указывая на круглый живот Алиеноры. – Будем надеяться, что французская королева родит дочь, а ты – еще одного сына.

В дверь тихо постучали. Генрих открыл. На пороге стояли два пажа, а за ними капеллан Алиеноры отец Пьер с весьма серьезным выражением лица.

– Сир, – сказал он, глубоко поклонившись, – госпожа, простите, что беспокою вас в столь поздний час, но пришли вести из Аквитании.

Генрих жестом пригласил его войти, и священник ступил в комнату, высокий, мрачный, на шее его посверкивал в свете свечей крест. Алиенора затрепетала от дурного предчувствия. Новости явно не о войне и не об очередном бунте, потому что капеллан не уполномочен докладывать о таких событиях. Священник может извещать только о смерти кого-то из родственников.

– Госпожа. – Отец Пьер протянул королеве письмо с печатью Сентского аббатства. – Гонец ждет в зале. Если пожелаете, я могу позвать его.

Алиенора сломала печать и развернула свиток. Пергамент сохранил нечеткую рябь там, где ребра животного прилегали к коже, и был исписан изящным почерком темно-коричневыми чернилами.

– Петра умерла, – произнесла она, прижимая руку ко рту. – Моя бедная, бедная, милая сестрица. – Алиенора ошеломленно уставилась в письмо. – Я знала, что она больна, и чувствовала, что больше не увижу ее, но все же…

– Госпожа, примите мои соболезнования, я скорблю вместе с вами, – сказал отец Пьер. – Она была такой… хрупкой.

Генрих обнял жену, и она вцепилась в рукава его котты крепко, почти зло. Глаза ее горели, но в них не блеснуло ни слезинки.

– Да, – прошептала Алиенора.

Откуда-то из глубины души взмыла волна горя и полностью захлестнула ее. Петронилла. В детстве они были неразлучны: спали в одной кровати, вместе играли, попадали в одни и те же переделки и всюду ходили парой. После смерти матери Алиенора стала для Петрониллы заботливой старшей сестрой, почти заменила ей мать, а через некоторое время ей пришлось наблюдать, как сестра губит свою жизнь, столкнувшись с мужским криводушием и вероломством. Кроме Алиеноры, в живых уже не осталось никого, кто помнил бы эти печальные события.

– Ваша сестра долго хворала, – сказал отец Пьер. – Теперь ее мучения закончены, и Бог забрал ее к себе.

Алиенора закусила губу:

– Я потеряла ее много лет назад, но утешала себя тем, что она где-то есть на свете. – Королева высвободилась из объятий Генриха и прижала ладони к сердцу. – Для меня сестра всегда останется маленькой девочкой. По правде говоря, она так и не выросла и на взрослые поступки была не способна. – Королева обратилась к капеллану: – Прошу отслужить по ней мессу и заупокойную службу. Подробности обсудим позже.

– Начну готовиться немедленно. – Склонив голову, отец Пьер удалился.

Болезненная судорога сдавила Алиеноре горло.

– Надо написать тетушке.

– Напишешь завтра, – сказал Генрих. – Подумай о ребенке, ложись и отдохни.

Она покачала головой:

– Я не смогу заснуть.

– Не важно. – Он заставил жену лечь в постель и обложил ее подушками. – Послать за твоими дамами?