И вот именно на нашем полуэтаже у администрации вышел неприятный прокол. Вместо того чтобы воспользоваться случаем и устроить торжественную презентацию первой в Веймуте надувной куклы, тайком привезенной на бриге «Непорочная дева Мария» из самой Америки, ее в качестве испытания подсунули рыбаку с ирландского траулера, который, казалось, находился в полубессознательном состоянии после окончания тяжелой работы. Он просил дать ему какую-нибудь «спокойную» девушку. В меняльном зале ставили фунт стерлингов против выеденного яйца, что клиент ничего не заметит. Через пару минут он спустился с полуэтажа коротышек и тихо сказал:

– Я ее только легонько куснул в шею… Она запищала, запердела и вылетела в окно! А я хотел спокойную…

Слухи о том, что в Старых Норах дошло до рекламации на оказанные услуги, привели к тому, что бизнес пошатнулся и начал хиреть. В то время еще существовали понятия чести и моральной ответственности за проколы в публичном секторе. Сокрушенные владельцы борделя решили закрыть заведение.

Пансионерок выдали замуж с символическим приданым и вдобавок за приличный калым. Всех гуртом в гарем какого-то падишаха, наверное из Турции. Каждой стороне сделка оказалась на руку, как в лотерейной рекламе: выиграли все! Падишаха все же жалко немного. А здание перепрофилировали из увеселительного заведения в многоквартирный жилой дом. Без ремонта. Одну квартиру в нем я и снимаю – неизвестно у кого, потому что все делалось через агентство. Хозяева, кажется, за границей. В Турции?..

И вот сосед снизу стонет:

– О черт, ну куда я засунул очки?..

Я сижу тихо, потому что отдыхаю после ночи, проведенной в следственном изоляторе. Зато сосед сверху бурчит в сторону пола:

– В сортир. Когда ты там облегчался в семь минут седьмого.

– А! Это когда ты яйца разбивал для омлета! Спасибо!

Это очень неанглийское поведение, ибо обычно соседи тут пишут друг другу о подобных вещах, используя каллиграфию эпохи Эдварда VII – сами или с помощью юристов. Зато у нас в доме все по-свойски. Главное не шуметь с одиннадцати вечера до шести утра.

Но сегодня я не в состоянии соблюдать это правило, потому что должна выйти из дома! Чищу зубы электрической зубной щеткой и слышу, как неспящий сосед пристает к страдающей бессонницей жене:

– Что там такое? Отбойный молоток в это время?!

Надеваю ролики.

И бегу – к людям! К случайным слушателям. К пленным!

Да хранит соседей бог от меня в День Большой Болтухи.

14. Моя работа носит непредсказуемый характер. Хотя с другой стороны, она гораздо более предсказуема, чем мой собственный жизненный уклад, который, без сомнения, может вывести из себя каждого, кто пробовал со мной жить.

Вот пример: допустим, надо выполнить два ответственных дела – подмести пол и позвонить, скажем, подруге Еве. Есть люди, которые вначале завершают одно дело, и только потом приступают к другому; я называю их «очередниками», потому что они ставят себе задания в порядке очереди. Другие, «смесители», хотят подметать и разговаривать одновременно. А я «прерывальщик» – я начинаю подметать, бросаю подметание, начинаю разговаривать – а разговор с Евой может длиться ого-го сколько! – потом снова подметаю; в ходе так называемого перерыва ставлю на огонь воду для чая, завариваю его и иду в ванную замочить белье, затем, устав, ложусь подремать, встаю, нахожу остывший чай, выпиваю полчашки, удивленная своей несобранностью, и составляю длинный список необходимых срочных и неотложных дел, распечатываю его и кладу на видное место. В этом же месте с удивлением нахожу подобный список с прошлой недели, ну и так далее. Часто я забываю ход своих мыслей. Вот как сейчас. Зачем я все это пишу – «очередники», «прерывальщики»? Ведь собиралась же рассказать о важном деле – искусстве письменного перевода.

А на этом поле открываются поистине фантастические возможности для жутких ошибок! Выполняя письменный перевод, я на каждой странице чувствую себя, как Анна Каренина на последней странице романа: предвижу, что произойдет нечто ужасное. Если при устном переводе ты чего-то не знаешь, то – особенно в первые пару лет переводческой карьеры – попросту опускаешь непонятные места, игнорируя незнакомое, и все дела.

Вот описание примет взломщика: высокий, плотного телосложения, прыщи на лице, татуировка tribal на левом запястье. Вначале с этим амбалом все идет гладко: высокий, плотного телосложения, прыщи на лице, татуировка на левом запястье. Но что такое tribal? И неопытный переводчик испытывает СОИ – Синдром Отсутствия Истребителя.

Тут необходимо описать в качестве эпикриза странный феномен одного племени, обитающего на крохотном островке, счастливо затерявшемся на безбрежных голубых просторах Тихого океана. Остров, по которому племя ходило кругами с незапамятных времен, размером раза в два с половиной больше стадиона имени Десятилетия в Варшаве, оказался под новой учебной трассой истребителей американской военно-воздушной базы, располагавшейся в ста милях. Три раза в неделю ровно в 16 часов 38 минут 23 секунды в тихом небе над островком появлялся реактивный истребитель и в течение восьми секунд разрезал небесный свод, сверкая серебристым корпусом в лучах яркого тропического солнца. Он оставлял за собой белую полоску на небе и такой рррокот, что листья падали с деревьев. Но на вопросы яйцеголовых пожирателей научных грантов люди из племени решительно отвечали, что никогда не видели на небе ничего кроме птиц и не слышали ничего кроме грома, а листья падают по воле соответствующего бога. И никакой американской авиации не под силу сорвать листья против воли божества!

Все мы подсознательно фильтруем информацию в соответствии с нашим знанием предмета, шаблонами мышления и задачами, которые нам предстоит выполнить – или завалить. Лежу я себе, например, в постели с интересной книжкой (а хотелось бы с любимым) и читаю про польского юношу, жившего в Англии и имевшего на левом запястье татуировку tribal. Что происходит? После короткого перерыва, равного времени поднятия бровей, я чешу подбородок, говорю «Ага!» и читаю дальше. А что это за «Ага!»? Дело в том, что tribe – по-английски «племя».

Не обязательно то самое! Просто племя. А то, что относится к этому племени – места его кочевий, листья, боги, которые размещают листья на деревьях, татуировки на телах членов, то есть племенные объекты и признаки – и есть по-английски tribal (прилагательное, отвечающее на вопросы «чей? какой?»). Если кто-то приехал к нам из какого-нибудь захолустья и вкалывает две недели подряд по двенадцать часов в день на картошке, изготавливая из нее чипсы сыр-с-луком, вредные для печени, то что он делает в первый свободный день, желая культурно провести время, по крайней мере, до обеда? Заходит, например, в салон тату. Сидит культурно в приемной, листает портфолио мастера и читает названия всех этих изображений и образцов. Потом, не в главном альбоме, в другом, поменьше, размером со школьную тетрадь, натыкается на нечто, что прямо кричит ему: «Я! Меня! Тебе! Прямо сейчас! Please!». И это его новый tribal. И через полчаса найденная татуировка оказывается у него на левом запястье – за неполные пятнадцать фунтов. Круто, что тут говорить. Болит, пульсирует и две недели руку нельзя мочить. С работы попрошено, там одноруких не содержат. И куда вскорости попадают владельцы таких чудных татуировок? В следственный изолятор, ясное дело. По законам нового племени свежих эмигрантов.