— Зачем? — Ирина допивала уже второй бокал вина и ощущала, как горят щеки, а внутри разливается приятное тепло.

— Так девочка захотела. В качестве доказательств любви. Как потом выяснилось, она хотела этого не только от нашего героя. Но суть не в этом… Однажды в порыве страсти он неосторожно пообещал ей съесть собственный ботинок… И съел.

Ирина вздрогнула. Ей тут же припомнился Уткин, под всеобщий хохот глотающий за столом кусок подошвы.

— Много позже, уже в зрелом возрасте, он рассказал эту историю своей жене. Просто так, безо всякой цели. А спустя некоторое время обнаружил, что жена к нему странным образом переменилась. Стала холодна, реже с ним разговаривала, а в ее глазах ни с того ни с сего появлялись слезы, хотя она при этом лук не чистила и сериал не смотрела. Он не стал дожидаться суицида и напрямую спросил: «В чем дело, дорогуша?» И женушка в гневе бросила: «Ты, гад, меня не любишь! Ради меня обуви не ел и не съешь!» Тогда наш герой пригласил ее в самый крутой ресторан, достал из сумки новый ботинок, поставил на тарелку и принялся поедать. Официанты и гости получили истинное удовольствие от просмотра. В общем, доказал любовь.

— А… почему вы об этом вспомнили? — Ирина пыталась представить, как герой-любовник режет ботинок ножом. Да тут не нож, а ножовка в самый раз, если только ботинок не из тончайшей лайковой кожи или чего-то такого, что сомнительно.

— Давайте выпьем за ваш каблук и за мою сандалию. За обувь, которая сближает людей. И за то, что Юрьевск — тоже город маленький…

— Смотри, Ирке вино заказал, а сам сок лакает, — процедил Быков. — Какого черта, если не за рулем? Экономист?

— Правоверному мусульманину Аллах не велит алкоголь употреблять, — ухмыльнулся Репин.

— Я серьезно. А вдруг халдей с ним заодно и в вино подсыпал чего?

— Чего подсыпал?

— Откуда я знаю? Ирка выпьет, отрубится, а очнется уже в каком-нибудь ауле… Надо предупредить, чтоб не увлекалась!

Вино оказалось действительно превосходным, с тонким ароматом незнакомых фруктов и слегка терпким на вкус.

— «Душу легче всего лечить ощущениями, а от ощущений лечит только душа». Оскар Уайльд, «Портрет Дориана Грея», — заметил Малинин, глядя, как Ирина подносит к губам бокал.

Но насладиться им в полной мере она не успела. Услышав доносившуюся из сумочки короткую трель, она достала мобильник и увидела на дисплее короткую фразу: «Вино не пей!»

— Что-то случилось? — встрепенулся кавалер, заметив, как изменилось выражение ее лица.

— А?.. Нет-нет… Ерунда. «Пришлите СМС на такой-то номер и получите шанс выиграть „мерседес“…» Можно подумать, мне девять лет, как тому мальчику, что ботинок съел. Неужели есть люди, которые этому верят?

— Если бы их не было, никто бы такие сообщения не рассылал… Ира, у меня к вам тоже предложение… Давайте перейдем на «ты», а? Если, конечно, вам не критично.

— Нет, не критично. Только, пожалуйста, без брудершафтов.

— Как скажете…

Малинин приподнял стакан с соком. Ирина чокнулась с ним и, едва пригубив, торопливо поставила бокал обратно на стол и принялась за пасту по-сицилийски с трюфелями.

Покосившись на парочку, Леха облизнулся:

— Слышь, Пикассо, а ты обедал?

— Конечно. Еще вчера.

— Значит, мы оба дурака сваляли. Надо было не пиво за триста рублей заказывать, а тарелку макарон. Толку больше.

— Не макарон, а пасты. Те же макароны, только на итальянский манер, — проявил осведомленность художник.

— Какая разница?

— Разница — в цене, как в том кино, — усмехнулся Анатолий. — Гренка восемь долларов стоить не может, а крутон — может. Только здесь мы с тобой даже одну тарелку пасты на двоих не потянем. А российских макарон у них нет.

— На двоих? — Быков почесал за ухом. — Говорю прямо и откровенно! Извини, если обижу. У меня в сумке, кроме ствола и ксивы, только автобусный билет. И тот — прошлогодний. Случайно завалялся, все никак выкинуть не соберусь… Отсюда следует, кому выпала честь стать спонсором сегодняшнего вечера…

Отодвинув тарелку с остатками сицилийской пасты, Денис глотнул сока и по-гестаповски посмотрел на девушку:

— Слушай, Ир, а чем ты все-таки занимаешься?

— Так… Служащая в госучреждении.

— В каком? Или это государственная тайна?

— Отряд милиции специального назначения. А по-старому — СОБР.

— Ух ты! Солидная контора, — с уважением констатировал программист. — И что ты там делаешь? Заложников освобождаешь?

— Нет, все значительно проще… — Ирина старалась изобразить непринужденность. И при этом наблюдать за реакцией собеседника. — Я — инспектор по тылу. Форму выдаю, бумаги оформляю, талоны на бензин получаю… Скучная работа. «От и до».

— А картины?

— Картины — это всего лишь хобби. Для души. Тем более что время свободное есть.

— Понимаю… Да, в душе мы все художники. Я вот тоже мечтал фотографом стать. В студию ходил, на мастер-классы, в конкурсах различных участвовал, выставки даже проводил… — Денис вздохнул и беспомощно развел руками. — А по жизни чиню компьютеры. Лев Николаевич Толстой был, конечно же, прав. Настоящий художник, как и настоящий ученый, ради призвания должен жертвовать благосостоянием и покоем. Только вот не получается жертвовать, как ни старайся. Сегодня, чтобы творить, нужно иметь не только талант, но и приличный фотоаппарат, и мощный компьютер. А все это стоит денег, которых творчеством не заработаешь. И ты бросаешь творчество ради благосостояния. Замкнутый круг…

Он многозначительно замолк, а затем коснулся ее руки:

— Извини, я отойду на секундочку.

Репин осушил бокал до дна и благодушно откинулся на спинку стула.

— Пивко у них тут очень даже приличное. Не дешевое, конечно, но денег своих стоит.

— Ты не очень-то на пивко налегай! Тебе рулить еще.

— Можно подумать, в первый раз. А твой энтузиазм меня пугает. Надо уметь расслабляться, иначе через пару лет…

— Тихо ты! — шикнул Быков. — Смотри, козел намылился куда-то… Ты пока сиди, а я за ним присмотрю.

Программист подошел к официанту-пингвину. Они о чем-то пошептались, после чего официант кивнул и направился в сторону небольшой двери в углу зала. Очкарик проследовал за ним.

Быков, выждав несколько секунд, двинулся следом. Приоткрыв без стука дверь, он увидел перед собой небольшой коридорчик, в центре которого шепталась сладкая парочка. При появлении постороннего халдей быстро засунул что-то в карман пиджака.

— Извините, это служебные помещения! — В голосе служителя ресторанных муз сквозило недовольство.

— А сортир у вас где? — задал Быков традиционный для подобных мест, не вызывающий подозрений вопрос.