Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что бы ты изменила, появись возможность перемотать обратно ту часть твоей жизни, что началась после школы?
– Что касается моего начала на сцене и вообще в музыке, то, честно говоря, я бы начинала без Светки, потому что я сейчас понимаю, это была отчасти неуверенность в собственных силах и попытка защититься. Конечно, львиную долю сыграла эйфория, в которой я была, попав в Петербург и влюбившись в этот город и в каждого человека, с кем я начала дружить. И я, разумеется, не переписываю прошлое! Я ему очень благодарна, оно сложилось именно таким образом, и это лучший исход. Но момент нерешительности и неуверенности в своих силах присутствовал. Иначе мы до сих пор бы были вместе. И эта группа продолжалась бы как дуэт.
И ещё бы меньше в свое время «долбалась» (имею в виду конкретно алкоголь). Потому что алкоголь с 1993-го по 2003-й – это был мой кошмар. Никакие наркотики с этим не сравнятся. Алкоголь был постоянно: с утра до ночи. Представь, приезжаю в очередной раз в Казань или ещё какой-то город из наших постоянных гастрольных маршрутов, смотрю вокруг и понимаю: те же дома, та же гостиница, тот же зал и я… в том же состоянии, что и год, и два назад. Это было слишком.
– Тебе, помнится, многие после отставки Сургановой говорили, что именно в альянсе и с акустикой вы были наиболее содержательны. Скепсис относительно дальнейшей судьбы «Снайперов» и ценности твоих новых песен тогда и фанаты, и большинство критиков не скрывали. Что ты думала?
– Да, на меня все здорово ополчились. Процентов 90 фанатов считали: все, группы нет. И что дальше «Снайперы» будут делать? А я думала: как что? Вот же мои песни, они никуда не делись. И от них, на мой взгляд, ничего не убыло. Но фанаты были настолько яростны и нетерпимы к сложившейся ситуации, что я решила, как всегда в подобных случаях, поступить как плохая девочка. Так, значит, вам не нравится наше электричество? Что ж, тогда акустики вообще не будет. Будете слушать только электрических «Снайперов», пока вам, черт возьми, не понравится. Для меня это был своеобразный челлендж, как я люблю. Я понимала, что мы далеки от совершенства, и все эти годы по кирпичику строила правильное музыкальное сопровождение своей исполнительской философии.
И вот мы выпустили «Цунами». Альбом понравился. «Зашли» песни «Катастрофически», «Ты дарила мне розы». На наши концерты начала приходить новая публика, полюбившая «снайперские» песни в электрической аранжировке. Потом последовали альбомы «SMS», «Армия», и потихонечку эти две истории, электрическая и акустическая, в восприятии зрителей выровнялись. Вот тогда я сделала обратный ход: а теперь, ребята, возвращаемся и к акустике. Потому что у нас есть материал, который можно называть музыкой, для любой программы. И мы можем позволить себе обратиться к тому, с чего начинали. Понимаешь, вот, например, у человека двое детей. Одна – отличница, другой – двоечник. Ему все говорят, да наплюй ты на раздолбая! А он отвечает: не-а, наоборот, буду вкладывать в него больше усилий. И постепенно дети выравниваются в своем развитии. Так и у меня с акустикой и электричеством. Это очень разные жанры. Но я подтянула один из них к уровню второго. Я прекрасно понимала, что мне необходимо постоянно вкладываться и вкладываться в «трудного ребенка», то есть в наш электрический саунд. И я вложилась. С родительским чувством. Ибо считаю себя мамой своих песен.
Вот же мои песни, они никуда не делись. И от них, на мой взгляд, ничего не убыло.
– Красиво. Но сразу после расставания со Светланой ты говорила не только о жанровом дисбалансе, а о некоем «предательстве» со стороны Сургановой. Что это было?
– Слово «предательство» могло прозвучать в порыве юношеского максимализма. Не было предательства. Просто она стала тянуть музыку в одну сторону, а я – в другую. Но ведь репертуар «НС» состоял почти полностью из моих песен. И как в таком случае поступить? Противоречия, в том числе внутренние, у нас накапливались. Одно наслаивалось на другое. Кроме того, я уже жила в Москве. Она приезжала на концерты из Питера. Никаких репетиций не происходило. А в группе-то пять музыкантов. Все медленно затухало. И ещё эта видимость хороших взаимоотношений, при том, что их вообще уже не было… Меня, скажем, коробило, когда на концертах в припеве песни «Я покидаю столицу» она радостно улыбалась людям. Для меня это кровавая песня. Я очень сильно влюбилась, когда ее написала. Была в тот момент готова уехать навсегда в Германию. Но не сделала этого. И вот звучат строки: «Быстрей в самолеты, высоты не бояться…», «…и меня уже нету», а она подпевает и улыбается. На одном из московских концертов (когда мы практически уже не разговаривали друг с другом вне сцены, а после выступления сразу расходились в разные стороны) я опять заметила на «Столице» её улыбку, подошла к ней и сказала на ухо: «Иди на х…!» Она собралась и ушла. Песня доигрывалась без скрипки и ее бэк-вокала.
– И это была последняя капля?
– Одна из последних. Ну нельзя врать людям. Они же всё начистоту воспринимали. У них легенда: две девочки, которые очень друг друга любят. А на самом-то деле происходило уже циничное зарабатывание денег. Меня это не устраивало. Мне в первую очередь нужна идея, с которой можно играть. Поэтому я и решила. – все, баста! А тут еще и такой инцидент. Нельзя играть, изображать что-то, паразитируя на том, что люди когда-то полюбили и во что поверили. Поэтому я с Сургановой рассталась. Позвонила ей и сказала: «Слушай, надо прекращать эту волынку». Она уточнила: «Когда?» Я ответила: «Сейчас». Она: «В смысле?» Я: «Давай встретимся в «Пирогах». Был такой клуб в Москве. И мы встретились. Там я ей сказала, что надо расставаться, ибо это уже ни в какие ворота не лезет.
«У меня до сих пор нет ответа на вопрос: почему они расстались? – говорит Галина Анисимовна. – В какой-то момент Диана мне сказала: мы абсолютно по-разному смотрим на творческие задачи. Все, что делаю я, ей не нравится, это – не её. А мне не нравится то, что делает Сурганова.
У них действительно были эстетические разногласия. Сегодня, на мой взгляд, они по-прежнему остаются двумя фигурами, у которых нет художественного единства. Они идут совершенно разными путями. Хотя изначально у них чувствовался некий общий импульс. И той, и другой требовался выброс своего творчества в пространство. По одиночке, наверное, я так сейчас понимаю, им тяжело было бы пробиться. Чтобы Диана выскочила на большую публику в тот же момент, когда это сделали некоторые другие рок-исполнительницы, ей нужен был хороший продюсер, деньги. Короче, тот, кто продвигал бы ее. Такого не было. А вдвоем со Светой они могли что-то сделать. Это послужило стимулом их дружбы, не говоря о том, что у них возникли какие-то личные симпатии друг к другу. А как без симпатии вместе работать? И что первично – нельзя ответить. Те, кто дает их отношениям точное определение, – заблуждаются. Тут слишком все сложно. Без однозначных выводов».
Подытожить личностную «снайперскую» драму можно фразой, сказанной Сургановой в нашей с ней беседе пару лет назад: «Мы разошлись из-за стилистических противоречий? Хм… Ну давайте, пусть эта версия будет официальной».
На наши концерты начала приходить новая публика, полюбившая «снайперские» песни в электрической аранжировке. Потом последовали альбомы «SMS», «Армия», и потихонечку эти две истории, электрическая и акустическая, в восприятии зрителей выровнялись.