Он вскинул голову и вопросительно посмотрел на нее.

— Я видела шрамы, — сказала она. — Уиллеркинз считает, что кто-то хотел причинить вам сильную боль.

Он не знал, что ответить, лишь чертыхнулся и поднял к небу глаза, которые из черных стали янтарно-коричневыми, когда в них заиграли яркие лучи солнца. И Аннели пожалела, что у нее не хватило смелости обнять его, прижать к груди и ласкать, пока с его лица не исчезнет страдание.

— Я хочу вас кое о чем спросить. Обещайте, что ответите честно.

Она подумала, облизнула губы.

— Если смогу, отвечу.

— Вы верите, что я совершил все те преступления, в которых меня обвиняют?

— Бабушка не верит. Это я точно знаю.

— Я спросил, верите ли вы.

— Я слишком мало знаю вас, сэр; чтобы судить об этом, — призналась она. — За последние несколько дней я только успела узнать, насколько справедливы суждения бабушки. Я всегда думала… — Она спохватилась, что может наговорить лишнего, но, встретив его удивленный взгляд, продолжила с улыбкой:

— Меня всегда уверяли, что она с причудами.

— А теперь что вы о ней думаете?

— Теперь… Думаю, она эксцентрична и своенравна. Ее забавляет то, что все думают, будто она плохо соображает, хотя это далеко не так. Она целеустремленная, упрямая, настойчивая. С чужим мнением не считается, думает и делает то, что хочет.

— В вашем голосе звучит зависть.

— Я завидую ее мужеству. И се независимости. Она не похожа на других.

Он поднял с песка ее кружевной платок.

— У каждого есть выбор, мисс Фэрчайлд. Каждый волен поступать, как считает нужным.

— Это скорее относится к мужчине, чем к женщине, сэр.

— Но ваша бабушка — женщина, — возразил Эмори.

— Моя бабушка очень богата и никогда ни от кого не зависела. Ей все равно, что о ней думают. К тому же она необычайно умна.

В голосе Аннели звучало столько нежности, что Эмори не сдержал легкой улыбки. Аннели покраснела.

— Нам пора возвращаться, — сказала она, беря у него платок.

Он не сразу отдал его. Лишь после того, как коснулся ее руки и плеча.

Она невольно посмотрела ему в глаза.

— Возможно, будет надежнее, если вы станете хранительницей обоих ключей, — пробормотал он, набросив золотую цепочку ей на шею, которая скользнула между ее грудей. Его теплые длинные пальцы нежно высвободили ее волосы из-под цепочки. Он провел большим пальцем по ее подбородку, и она подняла голову.

Аннели затаила дыхание. Он не сводил с нее глаз, его губы слегка приоткрылись. Как это было в библиотеке, когда она думала, что он поцелует ее. Об этом нетрудно было догадаться по выражению его лица и едва уловимому наклону вперед.

Она не знала, что остановило его. Он склонился к ней и тут же отпрянул. А она уже готова была к поцелую и вся дрожала, прикрыв глаза. А когда открыла их, он, сняв башмаки, вытряхивал из них воду.

Она была благодарна ему за то, что он притворился, будто не замечает, как она покраснела. Пока он вытряхивал из башмаков воду, Аннели уже была на полпути к откосу. Он дал ей убежать довольно далеко и теперь пытался догнать.

Взобравшись наверх, Аннели остановилась, чтобы отдышаться. Ветер поймал ее волосы и бросил ей в лицо. Она все еще находилась под впечатлением случившегося, душа пела. Появился Эмори. Он стал извиняться перед Аннели, но это было так неуместно, что лишь расстроило ее.

В этот момент к дому подкатил блестящий черный экипаж. Из него выскочил форейтор в ливрее, открыл дверцу, и через секунду Аннели увидела Уинстона Перри, маркиза Бэрримора.

— Господи Боже мой! — прошептала она и быстро отвернулась. — Я совсем забыла. Этим утром он прислал свою карточку, сообщив, что заедет вскоре после полудня.

Эмори повернулся в сторону дома и увидел возле экипажа высокого мужчину с бледным аристократическим лицом, который смотрел на них. Он, должно быть, заметил, как промелькнуло белое муслиновое платье Аннели.

— Это ваш друг?

— Его зовут Бэрримор, Лорд Бэрримор. Он приехал в Бриксгем с моим братом, чтобы увезти меня домой. По крайней мере они собирались это сделать, но я отказалась ехать. Они сняли комнаты в Торки и…. — Она украдкой оглянулась. — О Господи! Он нас заметил и идет сюда. Что мне надо сделать, чтобы он понял, что я не хочу за него замуж? Он ведь из-за этого приехал, я знаю, — Замуж? Но вы сказали, что помолвлены? Аннели тряхнула головой и вздохнула.

— Так считают моя мама, отец, брат и сестра. Не сомневаюсь, что его светлость тоже. Хотя я никогда не давала ему ни малейшего повода. По правде говоря, я всегда была с ним груба и не могу понять, почему он хочет жениться на женщине, которая всячески этому противится.

Олторп опешил. Он не ожидал от нее такой вспышки гнева. Он думал, она вообще не умеет сердиться. Но оказалось, эту черту своего характера она просто скрывала.

— Признаться, — невозмутимо заметил Эмори, — насколько я могу судить с такого расстояния, он выглядит довольно крепким парнем. Несомненно, он богат. Уверенная походка; Я не берусь судить, но мне кажется, он не из тех, кто примет просто «нет».

Бэрримор был ярдах в трехстах от них и на время скрылся за деревьями. Аннели в изумлении посмотрела на Олторпа.

— Просто «нет»? Об этом не может быть и речи! Последние полгода мама только и делала, что готовила его к нашей помолвке. К тому же он друг и доверенное лицо самого регента и бог знает кого еще из правительства и в конце концов станет одним из влиятельнейших графов Англии. Я не могла просто так сказать «нет» маркизу Бэрримору, как вы не смогли бы сказать «да» тому, кто захотел бы передать вас властям.

Выслушав ее, Олторп так улыбнулся, что она тут же пожалела о сказанном, но было уже поздно.

Спрятаться было негде. Они стояли на краю утеса, над ними было небо, внизу — бескрайнее море. Она стояла рядом с человеком, потерявшим память, убежденным, что каждый волен поступать по-своему, не считаясь с мнением других.

— Пожалуй, — пробормотал он, — я пойду к берегу и оставлю вас наедине.

— Нет! — воскликнула она. — Не уходите! — И уже более спокойно добавила:

— Нет, он уже видел вас, и ему может показаться подозрительным, что вы вдруг исчезли.

Тут у нее появилась еще одна мысль, ужаснее первой. Как только Бэрримор увидит Олторпа вблизи, он может вспомнить набросок портрета, который показывал полковник Рэмзи за день до этого.

— Господи милостивый, — чуть слышно произнесла она. — Ради нас обоих, сэр, я… я думаю, вы должны меня поцеловать.

Его темные глаза округлились.

— Простите?