— Вам придется раздобыть себе амазонку, — сказал герцог.

— Как будет чудесно снова оказаться на лошади, — мечтательно произнесла Корнелия.

— Мы посмотрим, что можно будет сделать, — заметил герцог весьма неопределенно. Внезапно возникла пауза, а затем он сказал: — Благодарю за книгу. Я увижусь с вами за обедом, а после вручу вам свой презент.

Итак, ее отпускали. Корнелия пробормотала что-то в ответ и направилась к лестнице. Оказавшись в своей спальне, она прикрыла за собой дверь и постояла, прижав руки к сердцу.

— Вы нашли, что искали, мисс? — спросила горничная.

— Да, Вайолет, это была книга, которую я купила для его светлости. Он вошел в гостиную как раз, когда я ее разыскала. Она ему понравилась, в самом деле понравилась.

— Я очень рада, мисс, что его светлость остался доволен подарком.

В тоне Вайолет прозвучала какая-то сдержанность.

— Да, он так сказал. Я очень боялась, что ему это будет не интересно, но, мне кажется, он любит лошадей.

— Да, мисс. А теперь вам нужно переодеться к обеду, иначе вы опоздаете.

— Что-нибудь случилось, Вайолет? Ты выглядишь чем-то расстроенной.

— Нет, ничего, мисс, — ответила девушка, а потом неожиданно выпалила: — Не отдавайте своего сердца так легко, мисс. Сдерживайте его, сколько сможете. Если его светлость дурно обойдется с вами… тогда вам будет очень больно и горестно.

— Его светлость не обойдется со мной дурно, Вайолет, — с уверенностью ответила Корнелия. — Ты не должна судить обо всех людях по собственному опыту. Тебе не повезло. Мне кажется, я самая счастливая девушка во всем мире, и знаешь, Вайолет, он приготовил для меня подарок!

Все то время, пока Корнелия одевалась к обеду, она говорила без умолку и заметила, что Вайолет отвечает ей очень кратко, односложно. Впрочем, это легко объяснялось.

«Она испытывает предубеждение, — подумала Корнелия, — потому что ее предали, и теперь она считает, что все мужчины одинаковы, но со мной совсем другое дело, совсем-совсем другое».

Платье из белого газа стало ничуть не лучше оттого, что она его надела. Это был тот наряд, в котором Лили превратилась бы в богиню, но на Корнелии он выглядел слишком вычурным и делал из нее маленькую простушку. Корнелия критически оглядела себя. Ей так и не удалось понять, чем был плох ее туалет. Искусство одеваться по-прежнему оставалось для нее тайной.

Корнелия смотрела, как Вайолет укладывает ее волосы, следуя наставлениям месье Анри, и подумала, что здесь тоже что-то не так. Перед ней возник образ Лили — изумительной, златокудрой красавицы. Внезапно она возненавидела себя.

— Если бы только можно было увезти его светлость в Роусарил, — сказала она Вайолет, — там бы я сумела быть сама собой. А здесь я чувствую себя такой неотесанной и беспомощной. Я не понимаю шуток. В поезде все смеялись по поводу одного человека по имени Гарри, но мне он показался совершенно обычным.

— Это друг герцогини, мисс. Горничные всю дорогу разговаривали. Я узнала обо всех, и кто с кем. От прислуги ничего не скрыть.

— Что значит «друг»? — спросила Корнелия. — Он хочет жениться на герцогине?

— Они подразумевали гораздо большее, мисс, — колко заметила Вайолет. — Впрочем, возможно, вы не поймете.

Корнелия с легким стуком отложила щетку для волос.

— Не хочешь ли ты сказать, Вайолет, что он… любовник ее светлости? — спросила она.

— Так, по крайней мере, говорили в поезде, — ответила Вайолет.

— В жизни ничего подобного не слышала, — возмутилась Корнелия. — Нет! Конечно, это неправда. Да и как может быть иначе? Такие дамы, как герцогиня, не ведут себя подобным образом.

— Разумеется, мисс. Наверняка горничные просто болтали от нечего делать, — поспешно заверила ее Вайолет. — Забудьте, прошу вас, что я предположила такое.

— Тем не менее это объясняет слова тети Лили, — размышляла вслух Корнелия. — Вайолет, это ужасно. К тому же герцогиня в таком возрасте.

— Забудьте, мисс. — Вид у Вайолет был слегка испуганный.

— Я не сержусь на тебя за то, что ты сказала, — произнесла Корнелия более мягко. — Я хочу знать, о чем здесь говорят, потому что не понимаю этих людей. Возможно, это правда, но она меня шокирует. Я и думать не смела, что знатные особы вроде герцогини способны на такое.

— Нет, нет. Все неправда, мисс. Пожалуйста, забудьте, что я наболтала, — взмолилась Вайолет.

Но за обедом Корнелия, сама того не желая, стала присматриваться к герцогине. Эмили была старой, но кокетливой. Смеялась она довольно громко, впрочем, как и все остальные, и часто дотрагивалась до локтя джентльмена, сидевшего рядом. Бросив взгляд вдоль стола туда, где сидела Лили, Корнелия подумала, что та тоже держится несколько излишне экспансивно и несдержанно по отношению к своему соседу справа. Это был привлекательный мужчина, но уже не молодой, и Корнелия удивилась, почему тетя Лили так много разговаривает с ним, а не с герцогом, сидевшим слева.

Он занимал место во главе стола и казался очень молчаливым, наблюдая за Лили и не разделяя ее воодушевленной болтовни.

«Я воображаю то, чего нет, — подумала Корнелия, — а тетя Лили слишком стара и рассудительна, чтобы флиртовать с кем бы то ни было. С моей стороны это просто смешно». v

Тем не менее, пока обед шел своим чередом, все женщины вокруг нее, казалось, заняты одним — они обольщали своих кавалеров по правую и левую руку смелыми взглядами, вызывающими улыбками и неуловимо притягательными пожатиями обнаженных плеч. Корнелия не могла объяснить, почему у нее создалось впечатление, что за столом она была единственной, не пустившей в ход дамские уловки, чтобы привлечь мужчин.

Шел оживленный разговор. То и дело раздавался смех, и не было никаких сомнений, что мужчины вносят свой вклад в веселье, царившее на вечере, блистая остроумием. Корнелия чувствовала себя здесь лишней, чужой, никому не нужной. Она прекрасно сознавала, что дамы отмахнулись от нее, как от ничего не представляющей из себя особы, на которую не стоит тратить время даже из любезности. Мужчины держались с ней вежливо, но и они тоже восприняли ее только как племянницу Лили Бедлингтон и не обращали на нее особого внимания.

Корнелия радовалась, что новость о ее помолвке с герцогом пока не объявлена. По дороге на вокзал тетя предупредила ее, что ей не следует сообщать об этом кому бы то ни было, пока герцогиня не даст своего согласия.

«Вот тогда они все ко мне переменятся! — подумала Корнелия. — Как только узнают, что я будущая хозяйка Котильона, тут же станут льстить мне, как теперь льстят герцогине».

Она испытывала к ним презрение и в то же время опасалась этих ярких, элегантных людей с их блеском и шутками, с их пронзительными, любопытными взглядами, от которых ничто не могло скрыться — ни мысли, ни поступки других гостей.