— Я по тебе скучала.

Господи, он тоже по ней скучал. Его даже к выпивке не тянуло так сильно, как к Коррин. Время от времени он видел ее в «Таррон», когда приходил к ним преподавать. И избегал ее. Она была его новой слабостью, а он привык избегать собственных слабостей, не умея с ними справляться.

— Наверное, мне не следовало этого говорить.

— Мне не очень-то хорошо удаются такие вещи, — наконец сказал Рэнд.

Коррин отличалась такой сдержанностью, что он почувствовал себя на редкость польщенным, когда она ему доверилась. Но в то же время он не хотел этого, не хотел платить эту чертовски высокую цену.

— Какие вещи? — спросила она.

Что он мог ответить? Он знал, что в наши дни мужчины должны уметь разбираться в своих эмоциях. Но Рэнд чувствовал себя лучше, когда реагировал, ни о чем не задумываясь.

— Говорить о своих чувствах.

— Я не прошу тебя говорить, — сказала она.

В трубке снова наступила тишина, потом Коррин вздохнула.

— Увидимся позже.

— Я тоже скучаю, — сказал он.

Она вздохнула.

— Неужели было так трудно признаться, что ты скучал по мне?

— Да.

— Тогда я должна тебя вознаградить.

— Звучит интересно.

— Ты мне сказал, что я могу с тобой экспериментировать.

— Да, сказал.

— Я почему-то подумала, что мы будем проводить вместе больше времени, — сказала Коррин.

Она была ему нужна. Каждый вечер он возвращался домой и разрывался между двумя желаниями — этой чертовой не откупоренной бутылкой «Катти Сарк» и страстью к женщине, из-за которой он чувствовал себя размазней.

Рэнд почти не спал, потому что каждый раз его мучили сны о ее мягком, сексуальном теле. И он знал, что она его не выгонит, если он приедет к ней среди ночи. Но он не мог так поступить с Коррин. Не мог добавить боли в жизнь, которая и без того была полна страданий.

— Полно работы, — сказал он.

— Я знаю, — ответила она.

— Черт, это только предлог.

Она промолчала. Рэнд пожалел, что ее нет в одной комнате с ним. Ему хотелось увидеть Коррин, коснуться ее и положить конец нежеланному разговору.

— Я бы не обидела тебя ни за что на свете, — тихо сказала она.

— Я привык быть сильным, — признался он.

— О, Рэнд. Из нас двоих ты сильнее. Но иногда нужно, чтобы кто-то стоял рядом.

Коррин повесила трубку, и он понял, что она сказала правду. Но чтобы стоять плечом к плечу, надо было уметь справляться с собой. А Рэнд понятия не имел, когда появятся его демоны и он потеряет свою силу.

Коррин нервничала. И ей это не нравилось. Она усердно работала, чтобы заслужить уважение своего шефа, а теперь все могло пойти насмарку. Часы показывали без десяти семь, Рэнд вот-вот приедет, а вместо того чтобы вспоминать все, что ей известно о яхтовой компании Кортелла, Коррин думала, какие драгоценности ей надеть к брючному костюму от Энн Тейлор — серебряные или золотые. Костюм она купила, когда возвращалась домой с работы.

Она хотела произвести впечатление, но не на Джеффа Кортелла. Пытаясь скрыть разочарование, Коррин продела в уши серебряные кольца и вышла из спальни. Больше она переодеваться не станет. Пора быть сотрудницей фирмы, а не женщиной.

Ее идеальный мир менялся, и Коррин не была уверена, что ей это нравится. Однако помешать этим изменениям она не в ее силах. Правда, кое-что она сделать могла, но ей не хотелось избегать встреч с Рэндом. Он ей нравился. Она хотела, чтобы он был в ее постели и в ее жизни, пока судьба позволит им остаться вместе.

В дверь позвонили, и Коррин снова посмотрелась в зеркало. Успеет ли она вернуться и надеть золотые сережки? Вместо этого она открыла дверь.

Рэнд выглядел так, будто ему ничего не стоило принять изысканный вид. Коррин могла поспорить, что ему не пришлось стоять перед зеркалом и раздумывать, что надеть. Она завидовала его уверенности в себе.

— Привет. Сегодня на улицах «пробки», так что нам пора.

— Я готова. Ты успел прочитать информацию о Кортелле, которую я тебе послала?

— Прежде чем говорить о делах…

— Да?

Рэнд взял в ладони ее лицо и страстно поцеловал. Когда он оторвался от ее губ, Коррин тяжело дышала, чувствовала смятение и жалела, что они должны куда-то ехать.

— Симпатичный костюм, — сказал он, взял у нее ключ и запер парадную дверь.

— Думаешь? А как сережки? — не удержавшись, спросила она. Что ей, шестнадцать лет?

Но в шестнадцать лет Коррин не ходила на свидания. Вообще, мужчины, с которыми она когда-то встречалась, скорее напоминали корабли, проплывающие мимо ночью. Один из них был врачом из «неотложки», и часы его работы не подходили Коррин. Другой — коммивояжером и приезжал в Орландо всего на два дня в месяц.

Но теперь у нее иные взаимоотношения, и ничего, если она почувствует некоторую неуверенность. Правда, не из-за Рэнда — благодаря ему ей хотелось быть женственнее, чем раньше. И Коррин никак не могла понять, к чему это приведет.

— У тебя симпатичные сережки.

— Всего лишь симпатичные? — Что с ней, в самом деле, происходит? Она вот-вот запаникует из-за одежды.

Дело было не просто в желании стать равной Рэнду. Или произвести впечатление на Джеффа Кортелла ради Пола, который на нее рассчитывал. Ее работа не зависела от одного этого обеда. Просто менялся ее мир, а она была к этому не готова.

— Славные. — Рэнд поднял брови, глядя на Коррин. Она поняла, что он ее дразнит.

— Славные?

— Кори, что с тобой? — спросил он.

У меня начинается нервный срыв, потому что я вдруг поняла, что ты значишь для меня больше, чем моя работа, пронеслось у нее в голове. А ни один человек никогда не значил для нее так много.

И дело не в сережках, дело в ней самой. Она никогда не чувствовала ничего подобного. Рэнд не сводил с нее глаз, как будто она могла в любую секунду потерять самообладание. Соберись.

— Ничего. Просто надо было надеть золотые сережки.

Рэнд повел ее к машине, потом обошел кругом, сел на место водителя, но мотора заводить не стал. Он обернулся к Коррин и положил руку на спинку ее сиденья.

— Мы никуда не поедем, пока ты не скажешь, что случилось, — произнес он.

Коррин тронул его искренний тон. Когда они оставались вдвоем, Рэнд становился другим. И, может быть, именно это так сильно пугало ее.

— Не знаю. У меня никогда не было проблем с выбором одежды, но сегодня вечером я переодевалась три раза. Я уверена, что мне следовало надеть другие сережки, и в первый раз в жизни я не думаю о своей карьере.