всех этих ограблений и убийства Веры Павловны я не могу позволить себе беспечность.

— Да-да, конечно! — как и любой мужчина в присутствии Екатерины Юрьевны, урядник незаметно для себя выпрямился и расправил усы, стараясь выглядеть попредставительнее. — Что вас беспокоит?

— Понимаете, вчера ночью я видела в окно, что на моем участке стоит кто-то в плаще с капюшоном. Будто какой-то — только не смейтесь — монах!

Мужчины пораженно переглянулись. Александр Петрович первым взял себя в руки и обратился к собеседникам:

— Господа, позволите поговорить с Екатериной Юрьевны наедине?

Фальк не имел ничего против. Неверов, судя по лицу, не особо горел желанием пропустить самое интересное, но все же согласился. Проходя мимо Шкляревской Василий Оттович убедился, что Сидоров его не видит, и употребил все имеющееся в его распоряжении мастерство мимики, дабы просигнализировать Екатерине Юрьевне: «Расскажите ему все! Да, даже это!». Если его послание и достигло Шкляревской, та не подала виду.

— А вы, однако, тот еще прохвост, Василий Оттович, — вполголоса сказал Неверов, когда они оказались на достаточно безопасном расстоянии и от беседки, и от стола, где его ждала супруга. — Красавица ведь искала именно вас. Сидоров просто удачно подвернулся ей под руку.

— Я понятия не имею, о чем вы, — невозмутимо ответил Фальк.

Когда мужчины вернулись за стол, они честно попытались развлечь гостий разговором, однако быстро пришли к пониманию тщетности своих усилий. Внимание всей четверки приковала беседка, где разыгрывалась настоящая сцена из немого синематографа. Екатерина Юрьевна расхаживала взад-вперед, бурно жестикулируя, и наглядно демонстрировала события вчерашней ночи. По ее позам и выражению лица безошибочно угадывался и томный девичий взгляд в ночное окно, и удивление от встречи с незнакомцем, и пришедший на смену удивлению страх. В какой-то момент Шкляревская развернулась, вытянулась по струнке и вскинула подбородок, явно изображая стоящего под окнами монаха.

— Господи, по ней же сцена плачет! — уважительно пробасил Неверов, за что удостоился испепеляющего взгляда супруги. Мария Прохоровна же от беседки не отвлекалась — и судя по всему, ее мужу тоже предстояла серьезная беседа по возвращении домой.

Шкляревская меж тем присела рядом с урядником и начала что-то сбивчиво объяснять. Несколько раз она умоляюще сложила руки на груди, а один раз — очень знакомым Фальку жестом — протянула Александру Петровичу свою ладонь. Из этого доктор заключил, что Екатерина Юрьевна все же решилась рассказать Сидорову о своем романе.

Наконец разговор закончился. Шкляревская промокнула глаза платочком. Александр Петрович пробубнил что-то ободряющее, после чего женщина благодарно кивнула и грациозно поднялась с лавки. Подойдя к столу она попрощалась со всеми присутствующими.

— Быть может, вас сопроводить? — на всякий случай уточнил Фальк.

— Нет, Василий Оттович, благодарю, но спасибо за заботу! — учтиво отозвалась Шкляревская и покинула его участок. Урядник тем временем жестом позвал мужчин обратно.

— Василий Оттович, когда вы убеждали меня в том, что вина Петра Андреевича не доказана, вы уже знали о его алиби? — сразу же поинтересовался у доктора Сидоров. Фальк оказался перед выбором: ответить правду или держаться ранее придуманной легенды. Второй вариант ему нравился больше, но если Екатерина Юрьевна уже обмолвилась, что поделилась с ним правдой о своих взаимоотношениях с инженером… Впрочем, времени раздумывать не было.

— Нет, — с максимально невинным видом покачал головой Василий Оттович.

— Алиби? Какое алиби? — переспросил Неверов, а затем посмотрел вслед уходящей Шкляревской и понимающе протянул: — Ааа, теперь ясно. Что ж, Платонова можно только поздравить. Дважды.

— А вот нам стоит посочувствовать, — проворчал Сидоров. — Мало того, что дело рассыпалось, так еще и этот серый монах, будь он неладен, снова объявился. Эдак и до паники недалеко…

— А что же Платонов? — спросил Фальк. — Думаете его отпустить?

— С этим сложнее, — еще больше помрачнел Александр Петрович. — Екатерина Юрьевна поведала мне о своем романе, но предупредила, что ежели мы попробуем пригласить ее в суд, то она откажется свидетельствовать. Так что формально его алиби не подтверждено. Но по существу, держать человека в тюрьме за наличие револьвера и планов без обвинения в убийстве бессмысленно.

— А если она лжет, чтобы обеспечить ему защиту? — задал мучивший его вопрос доктор.

— Тогда она делает это очень неуклюже, — сказал Неверов. — Особенно этот ее запрет на выступление в суде.

— Тем более, что я намереваюсь сегодня это проверить, — заявил Сидоров.

— Монаха ловить будете? — фыркнул Фальк.

— Именно так, Василий Оттович, — невозмутимо ответил урядник. — Сяду в секрет и дождусь ночи. Если монах явится, то будь он призраком или убийцей со шприцом — я его поймаю! Думаю, это будет достаточным доказательством невиновности Платонова.

— Логично, — подтвердил Павел Сергеевич. — Как говорится, нет худа без добра. Вот вы и новую ниточку получили, Александр Петрович.

— Главное, чтобы она не оторвалась раньше времени. Василий Оттович, не желаете ли составить компанию? — осведомился Сидоров.

— В засаде? Вступить в ряды добровольного дачного дозора? Это вы от Кунина нахватались никак? — язвительно переспросил Фальк. — Нет уж, увольте, оставлю это профессионалам.

— Как угодно, — улыбнулся Александр Петрович. — В таком случае, позвольте откланяться. Надо успеть подготовиться до вечера.

Фальк стрельнул глазами в сторону Марии Прохоровны, которая сверлила мужа суровым взглядом, и хотел было заметить, что ночная засада — не единственное испытание, предстоящее уряднику, но в последний момент решил промолчать.

— Конечно, Александр Петрович, — просто сказал он. — Удачи и берегите себя!

— Мне вы такое приключение не предлагаете, очевидно, в силу возраста, — усмехнулся Неверов. — Ну да и правильно делаете. Только не забудьте рассказать утром, успешной ли окажется охота.

— Всенепременно, господа! — азартно пообещал Сидоров и направился к супруге.

— И как думаете, поймает? — поинтересовался бывший товарищ прокурора.

— В Александре Петровиче я не сомневаюсь, — честно ответил Фальк. — Но эта история с монахом мне нравится все меньше и меньше.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

«Эта английская спортивная игра являлась и является до некоторой степени достоянием немногих, выработавших даже целый ряд глупых предрассудков — игра в белых брюках, туфлях и прочее. Между тем, лаун-теннис может быть рекомендован всем рабочим физкультурникам, как прекрасный легкий вид спорта.»

«Красная газета», Ленинград, 1925 год.

Кто-то считает, что лаун-теннис — это вопрос жизни и смерти. Василий Оттович не мог согласиться с этим мнением. Для него выигранный матч значил куда больше.

Фалька привлекала одновременная простота и утонченность лаун-тенниса — вот уж поистине физический спорт для утонченной натуры. Никакого валяния в грязи, никаких стычек, никакой нудной возни с крикетными молотками — чистое соперничество, победу в котором приносит атлетизм и глазомер участника.

Именно поэтому в полдень понедельника Василий Оттович, облаченный в идеально сидящий строгий