– Раз-два… взя-ли… эй, ух-нем… пфф-ф… Польди глубже всех нас ныряет… но она, надо же, выдерживает… Жопка точно железная… а титьки как вымя у тёлочки… муфта у неё очень даже неплохая… так-то вот, мой дорогой, она хорошо смазана… не жми так крепко… да она нас загонит… ещё ударчик, ведь это не грех… о-о-о… кхе-кхе… ху-у-у… прыг-скок… прыг-скок… не толкайся рядом… жалко каждую капельку… о господи, мои парадные брюки… а-а-а-ах… ну, жен… щина… словно как по маслу…

Эта напряжённая штамповка длилась, вероятно, минуть пять, потому что тот, кто уже кончил, не торопился вынимать свой хвост. Последним накатило на солдата, стоявшего у меня сзади, я стиснула ягодицы, когда почувствовала у себя в кишке его тёплую клизму. Вследствие этого к тому моменту уже обмякший хвост Польди выскользнул из моей щелки, и я выпустила из рук оба капающих хвоста фланговых бойцов. А потом я улеглась на траву и несколько минут тихо лежала с закрытыми глазами, потому что всё же была не железная. Тем временем бравые солдаты наскребли мне в уплату свои последние деньги.

Вообще в ту пору, надо сказать, не многие мужчины пытались меня «надуть». Но если кто-то их них всё же на такое решался и, кончив, с ещё наполовину стоящим хвостом пускался от меня наутёк, я только смеялась над своей долей, но никогда не бранилась им вслед, как поступали другие девушки. С девицами, промышлявшими в Пратере, я вообще не желала иметь ничего общего. Среди них, конечно, попадалась пара-другая таких, что получше, но в подавляющем большинстве своём это были опустившиеся, нахальные, завистливые, злобные и злоязыкие твари. Они частенько выкрадывали у мужчин, которые лежали на них в траве или ещё где-то, из заднего кармана брюк последний крейцер.

Я много спала и ела, таким образом поддерживая себя и не спадая с тела, потому что непременно хотела когда-нибудь снова выбраться из всего этого дерьма. И однажды я действительно познакомилась с изящным и ухоженным мужчиной. Он был высокого роста, бледен и всегда гладко выбрит, точно актёр. Он вежливо заговорил со мной очень тихим голосом и спросил, не может ли он проводить меня. Мы прогуливались по тихим, малолюдным аллеям, и он очень любезно и без всякой фамильярности разговаривал со мной на самые разные темы. Так мы проходили вместе, пожалуй, уже добрый час, а он до сих пор ничего не требовал и даже не попытался что-нибудь предпринять. Чтобы придать ему чуть больше смелости, я прижала его ладонь к своей пухлой груди, это действовало на всех, поскольку я почти никогда не носила под блузкой рубашку. Тогда он медленно повёл мою руку вниз и сунул её в карман брюк. В кармане не оказалось подкладки, а на нём самом нижнего белья, так что я прямиком упёрлась в твёрдый отросток. Он был, оказывается, большой ловкач, мой новый знакомый, и, продолжая неторопливо идти по дорожке, я начала растирать и поглаживать его. Он делал вид, будто ничего не чувствует, что-то рассказывал дальше, только все тише и несколько сбивчивей, и когда на него наконец накатило, он на мгновение крепко сжал губы. Однако его хвост не унялся на этом, мне пришлось трижды доводить его до оргазма, и под воздействием моих ручных ласк он поднимался снова и снова. Когда его брюки с внутренней стороны уже совершенно забрызгались и стали липкими, он, наконец, сам вынул мою руку и протёр её надушенным носовым платком. Между тем на парк уже опустился вечер, и когда мы остановились под каким-то деревом, он попросил меня доставить ему ещё одну большую радость, – мол, «я об этом не пожалею».

– Присядь здесь, пожалуйста, на корточки и сходи по маленькому! Я хочу посмотреть на тебя, это меня так возбуждает.

Сначала я, было, воспротивилась, хотя сама с удовольствием пустила бы сейчас струйку, ибо сколь бы охотно я ни демонстрировала обычно свои кудряшки внизу и щелку, я тем не менее не хотела справлять малую нужду перед ним, иначе зачем бы человеку вообще уединяться в уборной? Но он поцеловал мне руку, сам поднял мне юбку и мягко, но настойчиво заставил присесть на корточки, таким образом, не оставив мне другого выхода, как открыть-таки свой водопровод. Он неподвижно, как каменное изваяние, стоял рядом, то закрывая глаза, то снова глядя на лужицу, всё шире растекавшуюся у ног. Когда я закончила, он заботливо протёр мою щелку шёлковым носовым платком, как мать вытирает своё дитя, благоговейно вдохнул запах мочи и сунул платок в нагрудный карман. Он вручил мне пять гульденов.

Я ещё не раз гуляла с ним вместе. Он был «соглядатаем» или «точильщиком», как называли это мы, девушки. Существуют такие люди, которые наблюдают за другими во время совершения полового акта и в этом находят для себя удовлетворение. Некоторые при этом ещё и мастурбируют. И мой высокий господин часто давал мне одну или две кроны, когда я харилась с мужчинами прямо за кустом либо за дощатым забором, где бы он мог стоять поблизости и наблюдать эту сцену, оставаясь при этом незамеченным. Несколько раз я, таким образом, получала двойную плату за одно исполнение. Однажды мой «точильщик» едва не схлопотал по морде, потому что мужчина, который меня в этот момент просверливал, его заметил. Это был грубый и неотёсанный малый, корабельный грузчик с Дуная, и, разъярённо рыча, он прогнал прочь моего «соглядатая»:

– Сам, видно, не умеешь, паскуда! Ну тогда правильно, что подглядываешь, может быть, чему-нибудь и научишься! Но для начала я тебе сейчас шею сверну!

А несколько дней спустя я пережила событие, которое потом долго ещё вспоминала с дрожью. К счастью, это произошло со мной лишь однажды, но такого я бы даже врагу не пожелала. Ко мне обратился зрелых лет, толстый человек и сказал, что хотел бы исполнить со мной только коротенькую «стоячую партию», то есть отсношать меня стоя. Я с готовностью позволила отвести себя к дощатой перегородке, где до недавнего времени стоял цирковой шатёр. Когда я уже приготовилась, он очень мерзко рассмеялся и проблеял жирным козлиным голосом:

– Подожди-ка немного. Ещё кое-чего не хватает.

С этими словами он извлёк из кармана какой-то предмет, который зажал в кулаке. Затем скрестил руки у меня за спиной и одним рывком засунул в меня свой член. Я насторожилась, почувствовав что-то неладное, и боязливо спросила:

– А что это там у вас? Что вы делаете!?

Но он, причмокивая, с затаённым коварством ответил:

– Ты это вскоре узнаешь…

Затем он прижал меня к планкам ограды, и я вскрикнула от боли, потому что прямо между лопаток мне вдруг вонзилось что-то острое и ужасно холодное! Словно в тумане я видела перед собой жирную лоснящуюся физиономию, крошечные глазки, широкий и плоский нос, брови у него напрочь отсутствовали, и он выглядел как свинья. Он подхихикивал и очень тихо блеял козлиным фальцетом:

– Малость щекотно теперь… только малость ще… кот… но… должно быть при этом… чувствуешь… уже кровушка потекла… ще… ще… ще… ко… тит… хи… хи… хи… щеко… щеко…

Совершенно обезумев от боли и страха, я толкалась и вывёртывалась, но остриё всё глубже и глубже вонзалось мне в спину, как бы я ни старалась изо всех сил расцарапать его жирную, злобную физиономию и впиться ему в глаза. Он, казалось, ничего не чувствовал, он посвистывал, скалил зубы и ухмылялся. Потом перед глазами у меня потемнело. Должно быть, я на несколько мгновений потеряла сознание, а когда снова пришла в себя, меня поднял на ноги какой-то молодой парень в полосатой гребной тельняшке и мягко поддерживал меня рукой за талию. Мужик со свиным рылом лежал тут же, истекая кровью, и хрипел как умирающий.