и с вызовом заявила, что она не маленькая, с ней не надо сюсюкать, она знает, где выход и дойдет туда самостоятельно.

Вечно занятая медсестра, напутствовала ее «надеяться на лучшее» и, развернувшись на каблуках, помчалась по своим делам.

Девочка сделала пару шагов к выходу, огляделась, не увидев никого из персонала, вернулась к больничной палате, где лежала ее мать и заглянула в приоткрытую дверь. У постели ее больной матери стоял тот самый доктор и разговаривал с молоденькой санитаркой.

«Аида Кох у нас во Дворце пионеров хоровой кружок вела», – щебетала санитарка, – «Мы песни пели, как же мне этого сейчас не хватает. Я очень петь люблю».

«И что пели?» – поинтересовался доктор.

«Ну, наши советские песни пели, еще народные. А сама она романсы любила. Какой же у нее хороший голос был. Ее муж в первые же дни войны на фронт ушел и говорят, что без вести пропал».

«На фронт значит ушел… и без вести пропал…», – протянул доктор и сухо сообщил санитарке, – «В общем, допелась она, Наташа. Не жилец больше. Поэтому не смейте тратить на нее лекарство, его и так не хватает. Вам все ясно?»

Наташа понимающе посмотрела на доктора и покивала головой.

Девочка за дверью побледнела от ужаса, залилась слезами и, ничего не видя вокруг себя, опрометью бросилась прочь из больницы.

На улице, пробегая через заснеженный парк, она поскользнулась и упала лицом в рыхлый мартовский снег. В истерике девочка колотила по снегу руками и ногами не переставая твердить при этом «Ненавижу, ненавижу, ненавижу…». Через какое-то время она затихла, утерла снегом опухшее от слез лицо и пошептала: «Будь ты проклят Савицкий Николай Сергеевич. Да я твое имя никогда не забуду!»

-26-

(Наше время)

Несколько дней рыжий стажер Кости Трохова с чрезвычайным усердием и внимательностью следил за зданием, где располагался туристический кружок. Поэтому к концу недели у Константина появилось множество фотографий с изображением людей входящих и выходящих из бывшего детского сада.

Собравшись в кабинете Трохова, Дмитрий с Константином склонились над столом и внимательно разглядывали разложенные на нем снимки, распечатанные на принтере.

«Смотри, вот этот», – ткнул Костя пальцем в одну из фотографий, где был изображен высокий худощавый мужчина лет пятидесяти с острыми чертами лица, в очках и длинном черном пальто», – по описанию Егора похож на Эдуарда Олеговича, руководителя.

«А этот», – перевел он палец на другой снимок с широкоплечим, спортивного вида молодым мужчиной с короткой стрижкой, в темных джинсах и укороченной кожаной куртке, – «возможно Михаил. По наблюдениям моего парня, в дневное время кружок посещает человек восемь подростков от 12 до 14 лет».

Костя сложил вместе несколько фотографий и их протянул Дмитрию: «Вот они все, можешь посмотреть», – произнес он, передавая снимки и продолжая рассказывать, – «А поздно вечером собирается совсем другая публика, с которой даже я не хотел бы оказаться один на один в темном переулке».

Он показал на фотографии, запечатлевшие крепких накаченных парней в темной одежде и спрятанными под капюшонами лицами.

«Может подключить ФСБ», – предложил Дмитрий, внимательно рассматривая снимки один за другим.

«У нас на них пока ничего нет», – возразил ему Костя, – «Те двое, что напали на Митю уверяют, что избили его из-за… не поверишь», – зло усмехнулся он, – «из-за внезапно возникших личных неприязненных отношений. Представляешь?! Вот, уроды»

Трохов выругался и повторил: «Ничего у нас нет, кроме версий и предположений, а этого недостаточно, сам понимаешь…»

«Я возьму эти фотографии?», – спросил Дмитрий.

«Да, конечно! Я себе, если нужно будет, еще распечатаю», – ответил Константин, подавая ему прозрачный пластиковый файл.

Какое-то время они с Костей еще немного обсуждали возможные варианты решений, но внезапно Дмитрий спохватился, что обещал Геле встретить ее с работы и свозить к Мите, который уже выписался из больницы и долечивался дома.

Он спешно попрощался с Троховым и уехал. Ему не терпелось поскорее увидеть Ангелину.

Дмитрий заехал на территорию больничного городка и остановился на стоянке. Пока он ждал Гелю, достал фотографии, полученные от Кости, и начал рассматривал их еще раз, пытаясь запомнить лица, запечатленных на них людей. Время от времени он поднимал голову, посматривая в окно, чтобы не пропустить Ангелину.

Едва увидев ее, неспешно идущую по дорожке, в своем светлом пальто и голубом берете, Дима сунул снимки обратно в файл, небрежно бросил его на пассажирское сидение, вышел из машины и помахал Геле рукой. Она заметила его, заулыбалась и, приблизившись, дружески чмокнула в щеку. Затем открыла пассажирскую дверь автомобиля и, не глядя, села на сидение. Тут же ойкнула и вытащила из-под себя пачку фотографий. Взглянула на верхнюю и удивленно спросила: «Дима, а зачем тебе фотографии Эдика?»

Павлов недоуменно переспросил: «Эдика? Ты имеешь в виду Эдуарда Олеговича? Откуда ты его знаешь?»

«Ну как же?!» – еще больше удивилась Геля, – «Я же рассказывала тебе про него, это сын Ираиды Максимовны, соседки Оленьки».

Дмитрий, став серьезным, строго сказал: «Геля, давай заедем ко мне в отдел. Я должен тебе кое-что показать»

«Да, конечно», – согласилась она.

Дмитрий привез ее в следственный отдел и провел в свой кабинет. Усадив за стол, достал из сейфа телефон Ольги и дал послушать запись разговора.

«Ты узнаешь эти голоса?» – спросил он после того, как воспроизведение записи закончилось.

«Оля с кем-то разговаривает», – констатировала она.

«А с кем именно? Знаешь?» – выжидающе смотрел Дмитрий.

«Я не очень уверена, но, похоже, что она разговаривает с Эдиком», – засомневалась Ангелина, – «Тот тоже немного картавит».

После этой фразы Геля охнула: «Дима, ты, что думаешь, это ОН… ее и Женю?»

«Так, стоп! Я пока не могу этого утверждать», – остановил ее Павлов.

«Но ты же слышал, что она его в чем-то обвиняет, что-то связанное с мальчиком Егором», – не унималась Геля.

Дмитрий объяснил: «Даже, если Эдуард действительно в чем-то виноват, то это нужно доказать. Пока нам нечего ему предъявить. Как и нет прямой связи между ним и убийством».

«Но запись…», – растерянно возразила Геля.

«Это ничего не доказывает», – ответил ей Дмитрий и предложил, – «Давай съездим к Мите в другой раз, а сегодня лучше навестим Ираиду Максимовну, вдруг она расскажет нам что-нибудь интересное».

-27-

Ираида Максимовна сильно удивилась, увидев Гелю и Диму на пороге своей квартиры, растерялась, но, тут же, заохала, засуетилась, провела на опрятную кухоньку и предложила чай.

В кухне у нее была идеальная чистота и порядок: бежевая скатерть без единого пятнышка, тюль накрахмалена, баночки на шкафчике выстроены по размеру, даже мельхиоровые ложки были тщательно начищены.

«Какой у вас образцовый порядок, Ираида Максимовна», –