Из библиотеки, где Орильр передал советникам свиток со старым законом наследования, седой бросился домой. Женщина, которую он почти готов был назвать женой по полному обычаю эльфов, встретила его приветливо и уговорила немного отдохнуть и выпить вина. Он пил, слушал ее глупенькую болтовню, смотрел в милое лицо, до боли похожее на другое, давно утраченное. И терял время.

То самое, что потребовалось новой власти долины. Жена унесла его оружие, добавила в вино несколько капель «сладкого покоя». А потом в дверь постучали стражи и тот же, что и теперь, Верховный хран хмуро предложил пройти к королю. И смотрел на него Жас сердито и недоуменно: вроде не мальчик, дали тебе время ускользнуть, а коли не смог – теперь пеняй на себя… Впервые в жизни он не сумел нормально драться. Убивать эльфов рука не поднялась, а вырваться без пролития крови не получилось. «Сладкий покой» сделал свое дело. Тогда он все еще полагал – хотя бы это случайность. Настой многие принимают после долгой дороги, чтобы поскорее восстановить силы, вот Нильэса и решила угодить. Почти так – только не ему угождала.

Седой нервно тряхнул головой. Глупые бесполезные воспоминания! Второй раз его не догонят. И впредь он станет умнее. А беспечность, накопленная за долгие века жизни без войн, вся осталась в подвалах «короля». Так что надо двигаться и думать о теперешнем, хорошем и полезном. Например, что чужой сапог – бывает же такое счастье! – не давит и не болтается. Сандалия держится кое-как, но и это куда лучше, чем ничего. Язвы и ожоги к хождению босиком не располагают. Чуть позже, когда они закроются, чужие вещи можно будет выбросить. Он воин, и мирное время закончилось. Надо вспоминать, чему его учили – ведь в свое время именно это он делал лучше прочих. Выживал, защищал и убивал. Пока, спасибо светлым звездам, требуется только первое. Жар отступил и притаился где-то в уголке сознания. Телом овладел знакомый азарт, подобный боевому, и он позволял на некоторое время забыть о боли и слабости. Почти здоровая левая рука играла удобным камешком. Дикий лес полон птиц, которые куда вкуснее упомянутых сгоряча слизней.

Орильр шел всю ночь. К утру он позволил себе отдых, позавтракав парой сырых куропаток и напившись из фляги. Дышать свежим воздухом было упоительно приятно. Смотреть на забытый мир свободы – до опьянения радостно. Эльф даже позволил себе слабость и признал: выбраться из когтей «короля» он давно не надеялся. Хотел, стремился, ловил шанс, – но не надеялся. Потому что устал, истрепался и высох. Обессилел, отчаялся, утратил цель и смысл своего существования. Теперь будет проще.

Он выберется за Стену и там станет восстанавливать и копить утраченное здоровье, раздобудет или откует хорошее оружие, отточит заново боевые навыки. Потом походит и посмотрит, кто и чем живет. Отдохнет, отдышится, научится спокойно воспринимать имя Лэйлирра и удалится от ужаса проведенных в каменном мешке веков достаточно, чтобы объективно и без излишнего пристрастия рассмотреть жизнь сородичей. И решить, насколько это верно и честно – оставлять их, неразумных, наивных и неопытных, в фактическом рабстве неправедного короля. И есть ли у него, никогда не признававшего Лирро своим истинным домом, право вмешиваться в жизнь этого края столь основательно, – меняя короля. Орильр улыбнулся и погладил флягу. Очень хорошо, что она есть и твердо лежит на второй чаше весов, перетягивая позор свиного корыта, брезгливости и пренебрежения.

Лес южного удела Лирро радовал щедрой спелостью позднего лета. Там, за Стеной, уже готова вступить в дело осень, а здесь тепло куда щедрее. Орехи и ягоды поспели, и Орильр охотно рвал их горстями и ел, вспоминая забытые до самого основания ощущения: подвальная сырость отбила начисто обоняние и вкус. Зато научила радоваться каждому дню. Он давно изжил эту свежесть восприятия мира. Так полно и ярко он видел, слышал и осязал лишь в юности. Тогда всё давалось впервые, а проклятая война угрожала отобрать едва обретенное немедленно, и он жил взахлеб, жадно.

Пять недель миновали, когда Стена, давно огородившая южную, левую, с точки зрения седого, часть мира выросла, приблизилась вплотную и разрезала небо надвое. Заклятие из долины выглядело, как войлок сумрачного тумана, плотный и упругий на ощупь.

Орильр остановился и замер, вслушиваясь в лес. Удивленно пожал плечами: его никто так и не попытался выследить. Или умельцы перевелись, что маловероятно, или «короля» подданные любят еще меньше, чем он полагал. То есть охрана и следопыты усердно обшарили окрестности замка и сообщили, что пленником пообедала Драконэль. Пару обрывков ткани показали для наглядности, присягнули перед большим или малым Кругом магов. И все это вранье сошло за правду? Если так, надо очень серьезно подумать о возвращении. Очень интересно глянуть и на нынешних магов… Но – позже. Когда он станет хоть немного похож на себя прежнего. Впрочем, следует признать, и за прошедшее малое время бывший пленник изменился разительно.

По редкому еще ковру осенней листвы без малейшего шороха скользил рослый мужчина. Поджарый, как породистая борзая, с отменной грудной клеткой, позволяющей двигаться неутомимо и безостановочно особым бегом, которому веками учат своих лучших следопытов эльфы. Отросшие волосы криво обрезаны, самые длинные пряди пошли на тетиву простенького лука. Старые шрамы на довольно узком, плотно обтянутом чуть загорелой кожей, лице едва намечены сухими нитями, новые пока свежи, но их корки уже не сочатся кровью и гноем. Неправдоподобно зеленые глаза блестят весело и заинтересованно. Ожоги уже отболели и затянулись первой молодой кожей, пока еще розовой и очень нежной, меченой струпьями последних открытых язв.

Плотная и довольно тонкая, почти прямая, линия губ то и дело упруго гнется в легкой улыбке, отмечая мирный пожар рябинника, собравшегося кочевать на своей паутинке крошечного восьмилапого путешественника, красиво танцующий лист или удачный узор веток. Темные брови чуть вздрагивают, выслеживая пути движения косуль, изучая картину вчерашней погони лисы или мельком отмечая неприметную нору запасливого хомяка. Эльфы любят лес, и дикие кущи Лирро действительно красивы.

Но Орильр ушел в сероватый плотный кисель заклятия, не обернувшись, чтобы проститься с долиной. Дела сородичей, живущих долго, едва ли требуют спешки.

Пока его планы впереди, по ту сторону Стены. Неодолимой, это ведомо даже королю. Её магия столь огромна, что гасит иные заклинания. Например, она неизбежно рассеет сложное и фактически непреодолимое, наложенное на Орильра пять веков назад, едва он оказался взят под стражу – полный запрет творить магию. Седой снова чуть улыбнулся. Беглец Орильр не в силах покинуть пределов страны, если у него нет перстня с заклятием и кровью короля. Зато Лильор-а-Тэи, забытый всеми дядюшка основателя Лирро, прекрасно обходился прежде и обойдется теперь без чудес и магии. Одной своей кровью, родственной погибшему Лиррэлю-а-Тэи и наделяющей его правом равного королям для заклятой Стены. Все же идея со сменой имени оказалась неплоха. Впрочем, согласись он принять корону, страна звалась бы скорее всего Иллор и жила совершенно иначе. Не пришлось бы мудрым просить людей о помощи в сокрытии ларца.

Вот только у истории нет привычки разворачивать свое течение даже ради прихоти вечных. Значит, он должен бежать и очень спешить, чтобы проверить, как обошлись волны времени с демонами, запечатанными и охраняемыми силой души и крови единственной. Пять веков тайна живет без пригляда. И это наполняет сознание мучительными сомнениями. Если зло одолело Стену и проникло в сердце «короля», то каково иным народам и расам? Надо встретиться с людьми ордена, навестить гномов, разыскать мудрых.