На закате Орильр обхлопал куртку – опять гномья привычка и одежда. Тряхнул пару раз заплечный вьючок, убеждаясь в последний раз в его способности хранить тишину, пристроил туда же сапоги – пусть полежат до обжитых мест. Закинул на плечи груз, поклонился пустой темной башне и побежал прочь.

Старый ворон довольно долго провожал взглядом своего последнего собеседника, потом задумчиво потоптался на высокой ветке, чувствуя себя очень неуютно. Покидать обжитой лес нет ни малейшего желания, оставаться одному – тоже. Он мудрый, он нуждается в слушателях. Нельзя лишать людей права узнать то, что накопилось в его памяти за долгую жизнь. Маги – и те уважали, кормили, выслушивали. И эльф принял поучения с должным вниманием. Молодой еще, ну куда он один-то, пропадет!

Эльф давно скрылся из виду, когда ворон принял решение и снялся со своей ветки. В конце концов, он не настолько стар, чтобы утомиться от небольшого путешествия.

* * *

– Бархат небес, да за что мне это наказание? – Лоэльви в сотый раз изучил означенный бархат, но ответа не обнаружил. – Сам не спит, другим не дает, а пользы от наших бдений никакой. Ты с магией несовместим, гном!

– Не умничай, – посоветовал Рртых. – Мы, подгорники, народ практичный. Не вижу пользы в том, чтоб камень висел, или там – вбок падал. Вот он и не слушается. Ты учи меня на примерах.

– Тебя надо отослать к нашему вечному королю, в советники, – обреченно вздохнул эльф. – Как секретное оружие. Через год за Стеной станет пусто, все сюда сбегут.

– Не трать мое время впустую, – забеспокоился Рртых. – Учи с толком, куда для гномов полезно и важно двигать эдакую каменюку. Ты же нудный, клянусь кривой киркой, как начнешь причитать – до полудня не уймешься.

– Убью! В лепешку, этим вот камнем.

– Ух ты, пробрало, – уважительно кивнул гном. – Давай-ка я схожу, принесу нам завтрак.

Эльф обреченно покачал головой, сел и, почти неожиданно для себя, рассмеялся. Сорвался с места, добежал до перил, перегнулся и закричал вслед гному, прущему через нижний зал тараном, раздвигая плечами колонны, что в точности он, Лоэльви, желает получить на завтрак. Потому что уже знал – результат неконтролируемого выбора может сильно озадачить.

Потом невысокий темноволосый маг вернулся к столику и стал собирать посуду, напевая под нос заклинания самым довольным тоном, будто это безобидные стишки. Чашки, ложки и салфетки охотно слушались, не обольщаясь беззаботностью тона.

Три тысячи лет Лоэльви жил в мире людей, тоскуя по обществу и атмосфере Лирро с его певучей мелодичностью голосов, умными острыми шутками, магической аурой дикой первозданной земли, породнившейся с вечными. А еще там осталась навсегда утраченная для большого мира древняя библиотека, там были возможны беседы с магами, там бережно и благодарно принимали знания усердные ученики, постигающие науку заклинания веками. И сам он учился. Увы. Три тысячи лет между ним, одиноким магом, и родной долиной Лирро стоит Стена, непреодолимая и темная, как упрямство короля. Порой только она и удерживала Лоэльви от решения покинуть Круг. Что можно дать людям за жалкие десять лет, даже если они стараются изо всех сил и часто умудряются продвигаться в магии куда быстрее любого эльфа? Все равно – лишь азы и чуть глубже – один раздел. Обычно это бой и защита. Словно нет ничего иного! А ведь магия – основа безупречного строительства, обновления земель, возрождения плодородия, лечения…

Он учил старательно, но, отдавая, не радовался, что знания нужны. Не искал благодарности и уважения. Он скучал по сородичам, впадая все глубже и невозвратнее в странный покой, который пугал мудрую Эриль. Потому что за покоем следует равнодушие, позже подкрадывается скука, за ней следует апатия. Все они – предвестники Сна забвения. Лоэльви не желал забывать, но и помнить он очень устал. Потому что вся жизнь казалась оставленной далеко в прошлом, несравнимым красотой и яркостью с убогими буднями настоящего и жалкими обещаниями будущего.

Так было, пока не появился самый рыжий и бездарный из его учеников, Рртых Третий. Гном презирал магию, считал ее бесполезной и требовал сделать хоть немного удобнее и приспособить, например, к раздуванию мехов. Прищурив мелкие синие глазки, он изводил учителя даже ночами, потому что магия не нагружает мышц и портит сон. Здоровенный рыжий наглец звал мага на ты, в большой злости от своих неудач мог поставить на стол или задвинуть в угол, а его удручающе частые и вдумчивые советы были особенно невыносимы.

Результат перечисленных бед оказался парадоксальным и неожиданным, ибо к исходу второго года обучения Лоэльви признался себе, будучи трижды подряд не разбуженным ночами, что без гнома – скучно. И что, обходясь при обучении за семь сотен лет без единого повышения тона голоса, теперь он охотно и азартно орет на рыжего. И с удовольствием слушает ответный басовитый рев, лишенный гармонии или мелодичности эльфийского говора. Про такт и манеру выражать мысли лучше, само собой, и не вспоминать. В общем, рыжий пятифутовый гном – как любила повторять Эриль – оказался наилучшим и единственным действенным средством от тоски и скуки вечности. С его появлением размеренная жизнь Круга обрела незнакомую прежде живость. Неутомимый молотобоец азартно гонял на разминках учеников мастера Кэльвиля, задирал молодых магов и норовил починить или усовершенствовать всё, что по недосмотру не успели спрятать. Еще он чистил коней, мыл полы, окапывал деревья…

Та же Эриль, задумчиво глядя на усердие рыжего из окна, предположила однажды, что у гномов нет магии именно потому, что они опасаются остаться без простой работы. А безделье делает их очень, очень опасными.

Во всем перечисленном имелся один маленький изъян, портящий настроение: гном был совершенно несовместим с магией. Хуже того, эльф обнаружил после сложных опытов след заклятия старого шамана, от самого рождения лишившего Рртыха ряда важных способностей и задатков, необходимых сильному магу. Гном выслушал, подумал и согласился. Он наследник короны, а повелителю гор негоже колдовать – подданные не поймут. К тому же все, кому выпадало имя Рртых, рождались воинами, а не знахарями или магами. И чем больше дано одного, тем меньше Труженик добавит другого.

С тем, казалось бы, можно было обучение прекратить, но третий из Рртыхов оказался в десятки раз упрямее самого усердного из прежних учеников эльфа и все же двигался, медленно оттесняя стену родового запрета. Хотя поверить в это казалось невозможно.

Зато Лоэльви ничуть не удивился, обнаружив ученика, волокущего наверх по лестнице три короба яблок вместо одного-единственного запрошенного.

– Я полагал, что обойдусь одним яблоком, – сообщил маг чуть раздраженно.

– Здесь семь сортов, – важно возразил гном. – И вообще одни крупные, другие мелкие, одни кислые – другие сладкие до отвратительности. Вон это вообще смешное, кривое и с листиком. Тебе что, без разницы? Выбирай.

– Вынуждать меня к выбору – это идея Эриль, – смутно заподозрил неладное эльф. – Она и тебя подговорила? Увы, всюду измена. Ученик идет против учителя, любимая наставница ему потакает.