– Кого это принесло? – проворчал художник.

Он плотнее запахнул теплый домашний халат, сунул ноги в тапочки и поплелся к глазку. Ангина еще давала о себе знать общей слабостью и болью в горле.

На лестничной площадке стоял Рафик.

– Что случилось? – недовольно буркнул хозяин, пропуская его в прихожую. – Пожар в мастерской?

– Пожар, пожар! Только не в мастерской, а вот здесь! – взволнованно вымолвил визитер, тыкая себя пальцем в грудь.

– Мог бы позвонить.

– Звонил. Ты трубку не берешь, Сема. Я забеспокоился, все ли с тобой в порядке.

Артынов вспомнил, что сам же отключил телефоны. С больным горлом говорить не хотелось. Ни с кем. Он всегда так делал, когда лежал с ангиной.

– Ладно, входи, сердобольный ты мой, – вполголоса произнес он. – Чаю налить?

– Если не трудно.

Артынов отправился в кухню, мысленно негодуя по сему поводу. Мало того, что Рафик завалился без предупреждения, так еще и хлопотать приходится, возиться с чаем. Клоун бестолковый! Шел к больному человеку, хоть бы пару апельсинов взял для приличия.

Грачев последовал за ним и уселся за стол, потянулся к вазочке с печеньем. Он с утра ничего не ел.

– Пришел тебя поздравить, – выпалил он, жуя печенье. – «Венера» твоя продалась за кругленькую сумму.

Артынов включил чайник и с недоумением повернулся к гостю. Хозяйка галереи не успела сообщить ему приятную новость по причине отключенных телефонов.

– Ты-то откуда знаешь?

– Был в галерее. Сподобился созерцать твой шедевр.

– Я же тебе показывал, еще в мастерской.

– В галерее она смотрится куда лучше. Простор, подсветка и все такое.

– Не в том дело. Просто Венера хорошеет с каждым днем.

– Ты дьявол, Сема!

– Ко мне наконец-то снизошла Муза… – скромно потупился тот. – Надеюсь, моя Джоконда превзойдет Венеру. Я задумал написать Мону Лизу, Рафик. У меня уже все готово. Я даже нашел натурщицу.

– Алину Кольцову?

– Ты с ней знаком?

– Представь, да, – кивнул Рафик.

– Красивая женщина… и замужняя, как Лиза Герардини{Существует версия, что «Джоконда» Леонардо да Винчи – это портрет Лизы Герардини, жены флорентийского торговца Франческо дель Джокондо.}. Это меня вдохновляет.

Засвистел чайник, и Артынов на минуту отвлекся. Пока он заваривал чай, Рафик почти опустошил вазочку. На дне остались два печеньица, которые он постеснялся съесть.

– Покажешь заготовку?

Он вспомнил загрунтованный холст на мольберте в мастерской Артынова и несколько эскизов женских лиц, на которые мельком обратил внимание.

– Я пробовал, получится ли у меня знаменитое леонардовское сфумато, – заявил хозяин. – Этот его прием, когда все очертания как бы окутаны легкой дымкой, смягчающей контуры и тени. Пришлось попотеть. С «Рождением Венеры» я поступил так же. Сначала написал нимфу и зефиров, тщательно подражая Боттичелли, а потом взялся за центральную фигуру композиции. И уж тут мне никто не указ!

– Креативный подход.

Артынов самодовольно усмехнулся.

– Тебе известно, кто купил твою «Венеру»? – спросил Рафик.

– Помилуй, брат, откуда? Признаться, я назначил двойную цену и не рассчитывал на то, что картина уйдет в ближайшие месяцы. Но после смерти Ольги грех было продать полотно за копейки.

– Ты убил ее!

Артынов, не моргнув глазом, поставил на стол две чашки с блюдцами. Чай в них был темным и слегка дымился.

– Ты о чем, Рафик?

– Твоя живопись убивает. Ольга погибла из-за чертовой картины.

– Чушь! – притворно возмутился художник.

Рафику показалось, что на самом деле тот польщен высказанным обвинением. Чудовище! Он наслаждается содеянным и намерен продолжать свою смертельную забаву.

– Ты подвергаешь натурщиц опасности.

– Каким образом? – отхлебнув чаю, осведомился Артынов.

– Что ты с ними делаешь, Сема? Признайся!

– Пишу…

– Раньше ты так не писал. Раньше…

– Все когда-нибудь происходит в первый раз, – перебил хозяин. – Что с тобой, приятель? Никак ты мне завидуешь!

Гость смешался и покраснел. В словах Артынова была доля истины. Но только доля.

– Клянусь, я Ольгу и пальцем не трогал. Веришь?

– За тебя это сделал кто-то другой, – выдавил Грачев.

– Кто?

– Сам Сатана.

Артынов хрипло рассмеялся.

– Ты о душе подумал? – наступал Рафик. – Сегодня ты герой, а завтра…

– Завтра будет завтра, – резко оборвал смех Артынов. – Чего ты добиваешься? Осуждаешь меня, а сам втайне мечтаешь раскрыть мой секрет! Ты бы много отдал, чтобы писать так же, как я. Ну же! Будь честным. Я угадал?

Рафик вскочил, задел скатерть и чуть не расплескал чай.

– Я не хочу ничего знать! – завопил он. – Никакого секрета! Искушение слишком велико… я могу не выдержать.

– Ты слаб, – снисходительно улыбнулся Артынов. – И я слаб. Не суди, приятель, и тебя не осудят.

– Я не сужу, я… прошу. Умоляю. Оставь в покое Алину! Ты погубишь ее, как погубил Ольгу. Ты не имеешь права.

– Она сама хочет обрести бессмертие…

– Но не ценой же собственной жизни?

– А какова цена бессмертия, Рафик? Тебе известно?

Грачеву стало страшно. Он понял, что договориться с Артыновым по-хорошему не удастся. Что же остается? Убить его?

«Тогда чем я лучше? – терзал себя Рафик. – Я практически готов лишить жизни другого человека. Я преступник! По крайней мере, в мыслях…»

Наступило долгое тягостное молчание. Хозяин размешивал сахар в чашке, позванивая ложечкой. Эти звуки казались гостю поминальным звоном.

– Алина не похожа на Мону Лизу, у нее другой тип лица, – не выдержал Рафик.

Артынов покачал головой.

– Ты не понимаешь… дело не в лице. Суть Джоконды – в сплаве реальности и грез, которые перевешивают. В ее глазах – неугасимая искра сознания…

«…которое покинет натурщицу и перекочует в ее портрет», – подумал Рафик.

– Вот что мне хочется передать, – заключил Артынов. – Теперь я уверен, что смогу.

– Теперь?

– Я избран Музой, приятель. Она отдала мне предпочтение, потому что я страстно мечтал стать гением!

– Иди ты…

– Она сама явилась ко мне! – загорелся Артынов. – Я не ожидал увидеть ее такой…