– О нет, – сказала она, отдергивая свою руку.

– Пожалуйста, не говорите «нет»! – Рука скользнула вокруг ее плеч и ловкие пальцы стали развязывать шнурок маски за ухом.

– Вы... вы не должны делать этого! – слабо сказала Летти и подняла руку, чтобы перехватить его пальцы.

Но шнурок уже был развязан, и маска упала. Ее руку поймали и крепко сжали; она откинулась на плечо Неизвестного и почувствовала, что его рука мягко приподнимает ее подбородок.

Наверное, это невероятный сон и она сейчас проснется. Она подняла глаза и увидела только блеск в прорезях черной маски и еле различимую улыбку при свете звезд. Рука еще крепче обняла ее плечи, пальцы властно приподняли подбородок, и Неизвестный склонился к ее лицу. Их губы встретились.

Но чары тут же развеялись: она вздрогнула и затрепетала, желая освободиться. Неизвестный опустился на одно колено и поцеловал край ее платья.

– Простите меня! – сказал он. – Может быть, у меня никогда больше не будет такого случая, Летиция.

Она стояла, готовая дать отпор, но его слова охладили ее пыл. Она робко протянула ему руку.

– О, не делайте этого, – произнесла она. – Мне кажется, мы оба сошли с ума сегодня вечером.

Он встал, продолжая держать ее руки в своих ладонях.

– Но вы запомните этот миг.

– Я увижу вас снова?

– Кто знает? Но я обещаю вам: если вы вдруг окажетесь в опасности, если вам будет нужен защитник, вы увидите меня, ибо я появлюсь.

Юноша на мгновение остановился; его силуэт четко рисовался на синем бархате неба; затем он снова наклонился и, взяв ее ручку ладонью вверх, запечатлел на ней поцелуй.

– Adieu, ma belle[20], вы не забудете меня. Он быстро подошел к низкому парапету, который окружал террасу, заглянул вниз и, опершись рукой на ограду, легко спрыгнул на землю. Тихий сад находился всего лишь несколькими футами ниже.

Летти бросилась вперед и перегнулась через низкую ограду. Никого не было, но ей показалось, что в шепоте теплого ветра она услышала эхо его прощальных слов.

Казалось, Робин был крайне доволен тем, как прошел бал-маскарад; его сестра зашла к нему утром, когда он еще валялся в постели, прихлебывая горячий шоколад. Робин лишь улыбнулся девушке и не стал пускаться ни в какие объяснения. Днем он навестил мисс Грейсон, но, хотя Летти и обрадовалась своей милой Кэйт, она все же была несколько рассеянна и обмолвилась о бале только парой фраз. Да, это было потрясающе; ей хотелось бы, чтобы Кэйт была с ней. Да, она танцевала с некоторыми джентльменами. Как жаль, что мистер Мерриот решил одеться в малиновое.

Робин ушел. В уголках его рта играла усмешка. Потом его уговорили нанести пару визитов вместе с миледи Лоуестофт. Он согласился, подавляя зевок.

Прюденс – а ей казалось, что она уже начинает чувствовать себя скорее мужчиной, чем женщиной, – зашла в Уайте и увидела там мистера Уолпола, читавшего «Спектейтор». Мистер Уолпол обменялся с ней парой слов; он в совершенстве умел поддерживать светский разговор и объявил ей, что собирается вернуться в свое поместье Страуберри-Хилл. Он утверждал, что все эти поздние городские развлечения крайне плохо отражаются на его конституции. Увидев входящего мистера Мэркхема, он несколько презрительно поднял бровь и вновь погрузился в «Спектейтор».

Мистер Мэркхем поклонился Прю и, усевшись за столом в углу, занялся какими-то письмами. Прюденс беседовала с неким мистером Денди, как вдруг кто-то коснулся ее плеча.

– Вот кто вам нужен, Деверю! – произнес голос сэра Фрэнсиса Джоллиота.

Мистер Деверю подошел к ней семенящей походкой.

– Клянусь небом, это так! – Он учтиво шаркнул, помахивая надушенным платком. – Я сию минуту вернулся с Арлингтон-стрит, где мне сказали, что вы уехали. Хочу просить вас оказать мне честь и посетить меня нынче вечером. Азартные игры, как вы понимаете. – Он поднял вверх очень белый палец. – Но не говорите «нет», мистер Мерриот, умоляю, не отказывайтесь!

Прюденс подавила вздох.

– О, сэр, должен признаться, что у меня было намерение провести вечер с сестрой, – начала она.

– Ну-ну, Мерриот! – весело воскликнул Джоллиот. – Не можете же вы отказать мне в праве взять реванш!

– Честно говоря, я обитаю в чертовски далеком и странном месте, – манерно пожаловался мистер Деверю. – Но вы можете взять портшез, да, знаете ли, портшез! Клянусь своей репутацией, сэр, я положительно убежден, что провести вечер дома в миллион раз утомительнее, чем за карточным столом в спокойной обстановке. Клянусь честью, сэр!

Ничего не оставалось, как с благодарностью принять приглашение.

Мистер Деверю рассыпался в любезностях.

– Сказать по правде, сэр, мне было чертовски трудно найти кого-нибудь сегодня, – сказал он с деланной наивностью. – Фэншо занят, Бэрхем тоже, Молиньюкс уезжает за город, Сельуин лежит в постели с лихорадкой.

Мистер Мэркхем у стола перестал писать и поднял голову.

– Я тронут. Вы оказали мне честь, – иронически сказала Прюденс.

Ирония осталась незамеченной.

– Что вы, что вы, дорогой мой Мерриот. Никоим образом! Итак, я увижу вас в пять? Возьмите портшез, знаете ли, и мигом окажетесь у моего дома.

– О да, сэр. Но мне кажется, я не имею удовольствия знать ваш адрес.

Мистер Деверю элегантно осклабился:

– О, чертовски неудобная дыра, сэр. У меня комнаты недалеко от Черинг-Кросс.

– Ах да, теперь я вспомнил улицу, – сказала Прюденс. – Итак, в пять часов, сэр.

Мистер Деверю снова одарил ее улыбкой и томно помахал рукой.

– Аи revoir, дорогой мой Мерриот. Вы наймете портшез и не испытаете никаких огорчительных неудобств. А вечер дома – о Боже мой, нет!.. – И он уплыл, опираясь на руку Джоллиота. Конец фразы донесся до ушей Прюденс в виде невнятного лепета.

Мистер Мэркхем снова принялся писать.

Прюденс медленно дошла до Арлингтон-стрит. Когда Робин вернулся домой, девушка заметила ему, что от непрестанных светских развлечений она скоро превратится в тень.

Робин, напротив, скучал.

– Ох-хо-хо! Будь я на твоем месте! От этих дамских сборищ у меня начинается головная боль.

– Уверяю тебя, эти картежные вечера и пирушки сведут меня в могилу.

Робин нетерпеливо болтал ногой.

– Тебе не приходит в голову, дорогая, что события разворачиваются совсем не так, как мы ожидали? – огорченно спросил он.

– Приходило, и не раз. Нам следовало затаиться.

– О! – Миледи Лоуестофт в это время составляла букет для большой вазы. – Но так хотел bon papa, дети мои. Мне было поручено ввести вас в большой свет.