– Чего хотел-то? – Анька с подозрением щурится Кострову вслед.

– Да так, – закатываю глаза, – покататься звал. На новой тачке. Ну и… Сама понимаешь.

– Оу, – Анька ликующе округляет глаза, – слушай, это же просто отлично. Ты только надумала – и тут он. На ловца и антилопа скачет, так ведь говорят?

– Говорят “и зверь бежит”, – занудно ворчу я, – ну не знаю, Ань. Он такой придурок местами.

– Кисуля, – Анька издает мученический стон, – я тебе гарантирую, с твоей переборчивостью, ты помрешь девственницей. Потому что Костров – прикольный чел, и очень симпатичный. С ним тебе не будет ни скучно, ни противно. Чего тебе еще надо-то?

– Не знаю, – поднимаюсь из-за стола, – если б знала, не было бы у меня этих проблем, Ань.

– Ты куда? – Анька обеспокоенно смотрит на меня. У неё еще недоеденный эклер и недопитая чашка кофе. Ей не хочется дергаться с места.

– Я в библиотеку зайду за методичкой, – улыбаюсь, – не парься, Нют, я не потеряюсь. Просто после следующей пары библиотекарши точно не будет. Она всегда на час раньше сваливает.

– Ла-а-адно, – тянет Анька не особо радостно, – К Ройху только не опаздывай. С дерьмом же опять сожрет. Бегом беги.

Бегу. И честно говоря, испытываю облегчение. Наконец-то одна.

И даже могу обдумать предложение Кострова без дурацких комментариев.

Я вообще-то не всегда люблю уединение. Вообще его не люблю, если честно. Но вот сегодня день полон дурацких, слишком личных бесед, и мое личное пространство как только не поимели. Только что раком не поставили.

Поэтому очень рада, что получилось выкрасть себе небольшой перерыв на то, чтобы зайти в университетскую библиотеку и попросить Марину Анатольевну пропустить меня в фонд. Вообще-то так не положено, чтобы студенты между рядами полок шастали, но у меня с нашей библиотекаршей свои высокие отношения. Ни один библиотекарь в здравом уме и трезвой памяти не откажет чокнутому книжному червю, который за три года почти треть всей факультетской подборки книг и периодических изданий перечитал.

– А как же обед, Катя?

– А я уже с него, – улыбаюсь.

– Полчаса прошло от звонка на большой перерыв, – Марина Анатольевна косится на часы и покачивает головой, – нельзя так быстро кушать. Вредно для желудка.

– Когда я об этом вспоминаю, еда в моей тарелке уже кончается, – философски вздыхаю я, – можно поищу нормальное пособие для материаловедения? Лев Георгич, конечно, хорошо читает, но его задание только по лекциям сделать нереально.

– Да-да, конечно, найдешь нужную полку?

– Я все помню, – киваю и деловито шныряю в нужном мне направлении. Библиотечный запас у нашей кафедры просто потрясающий. Заблудиться можно в рядах забитых книгами полок.

Я и хочу заблудиться. Спрятаться к черту от собственных мыслей, от всей этой озабоченной ереси.

Кострова надо послать. Без вариантов надо. Не могу я себе представить, как с ним хотя бы целуюсь. Он вон меня за плечо потрогал, а я уже хочу поискать в рюкзаке тюбик с гелем-антисептиком.

При том, что в общем и целом Костер нормальный, веселый, ну и пусть понторез хренов, это не тот недостаток, за который стоит его презирать. Пока папа был жив, я тоже была та еще чика. Тоже с понтами. Тогда продинамить парня было классным развлечением. Мы с Анькой даже соревновались, кто сделает это эпичнее.

Сейчас как-то тошно уже этим заниматься. Стало слишком много больших проблем.

В том-то и дело, что их слишком много. Настолько много, что я ничего кроме них не вижу. Говорят, когда у человека депрессия, самое сложное для него – допустить в свою жизнь что-то позитивное. Потому что лежать и страдать – для организма путь самый легкий, преодолеть тьму, раскатывающую тебя тонким блинчиком сложно. Но можно.

Мне все-таки стоит еще раз подумать насчет Костра. И правда ведь симпатичный. И в принципе опытный, поди получится у него доставить удовольствие…

Звук телефона в библиотечной тиши звучит как сирена пожарная. Я подскакиваю, хватаюсь за телефон, от волнения – роняю его, чертыхаюсь шепотом, снова хватаю, вырубаю звук. Фух.

Вроде знаю, что никто меня не расстреляет за это, а все равно – шуметь в библиотеке страшно, это почти условный рефлекс – в библиотеке нужно вести себя тише воды ниже травы.

Смотрю на дисплей телефона – вижу номер лечащего врача мамы. И вот тут кровь из носу надо ответить. Если что-то случилось – я должна знать.

Надеюсь, Марина Анатольевна не очень рассердится за недолгий разговор.

– Да, Борис Анатольевич, – говорю вполголоса, принимая вызов.

– Добрый день, Екатерина, – голос врача немного отстранен, и это мне не нравится. Обычно он таким голосом о каких-то плохих анализах говорит.

– Что-то случилось?

– Мне сообщили, что вы не оплатили счет.

Сглатываю, ощущая в горле плотный комок.

– Я говорила с вашим администратором в понедельник. Она согласилась принять частичную оплату. Я внесла первую часть платежа и расплачусь до конца в следующий понедельник. У меня рабочая смена в воскресенье, я сразу после неё все перечислю. У вас ведь есть возможность отсрочки.

– Да, я слышал объяснения Елены, я присутствовал при обсуждении этого вопроса с нашим главврачом, – Борис Анатольевич покашливает, выдавая внутреннюю неловкость, – вот только, Екатерина, обычно нашим клиентам не позволяют использовать отсроченный платеж больше трех раз подряд. А вы уже семь раз к нему прибегали.

– Но ведь я со всем расплачивалась, – голос совершенно садится.

– Да, я знаю, – устало соглашается Борис Анатольевич, – и честно говоря, если бы имело значение мое мнение – я бы согласился на отсрочку. Несколько дней ничего не решают. Но у главврача другое мнение. Он потребовал поставить вас в известность, что если вы не оплатите счет до завтрашнего дня, мы будем вынуждены расторгнуть контракт на лечение вашей матери. И переведем её в ближайшую госбольницу.

– В госбольнице таких не держат, – тихо шепчу, цепляясь за книжную полку как за якорь, – их выписывают “умирать дома”. А мне её сейчас даже забирать некуда.

С той стороны трубки доносится невеселый вздох.

– Оплатите счет до завтра, Екатерина, – произносит врач максимально отстраненно и вешает трубку. А мне – только и остается, что прижаться лбом к твердому дереву полки.

Костров, занимавший мои мысли до звонка, отправляется на помойку истории. Моя свербящяя девственность перестает меня волновать.

Есть куда более актуальные вопросы.

Где мне, мать твою, достать пятьдесят тысяч до завтра?

Патовая ситуация. Я даже легонько стукаюсь лбом об полку, чтобы болью перебить панику, завоевывающую все больше процентов моего мозга.