Она медлит еще некоторое время. Затем встает и, не пытаясь прикрыться, гордо распрямляет плечи.

— Как ты его вырубил? Это какой-то секретный прием?

— Что-то вроде того.

Взгляд Саны становится более пристальным. Как будто она уже понимает, что я не так прост, но боится углубляться в эту тему чуть больше.

— Ты каратист? Или что-то вроде того? — она насупливается. А я смеюсь. Самый хмурый и нелюдимый парень из группы Теней, рядом с ней я каким-то непостижимым образом меняюсь. Думаю, мужики здорово бы удивились, увидев меня сейчас.

— Нет, я не каратист. Просто изучал кое-какие техники боя. По работе.

— Это что ж у тебя за работа такая?

— Это важно?

– Я не знаю. Наверное, да.

— Давай так… Я тебе скажу, что служил в спецподразделениях. И пока мы этим ограничимся.

— Я не понимаю, Иса… Если ты не хочешь обсуждать эту тему, зачем вообще ее поднимал?

— Хочу, чтобы ты знала, что я смогу тебя защитить.

— Меня никто не защитит, Иса… Даже если все супергерои встанут на мою сторону.

— Вот это мы и обсудим, после того как ты сходишь в душ.

Сана кусает губы и открывает было рот, чтобы что-то сказать, но в последний момент решает промолчать. И послушно шлепает к ванной.

— Свежее постельное в комоде.

Когда за ней закрывается дверь, я торопливо сдергиваю простыню, пододеяльник и наволочки. Любой детдомовец — спец в вопросах застилания кровати. Сана моется очень быстро. Но я все равно быстрей. Когда она выходит свежая и ароматная, как майская роза, я успеваю даже заправить покрывало. На постели — ни одной складки. Она удивлена.

— Мы можем выпить кофе, уже достаточно светло.

— Я не уверена, что нам стоит…

— Стоит, — подхожу к ней вплотную. — Верь мне. Я знаю, что делаю.

— Х-хорошо. Пойдем… Какой кофе ты предпочитаешь?

— Капучино. С карамелью и сахаром.

Сана оборачивается, моргает. Да, знаю, не слишком-то мужественный напиток. Но любой, кто вырос, считай, полуголодным, душу продаст за сладкое.

— Карамели у меня нет, но где-то была сгущенка.

Я сажусь за барную стойку. Она хлопочет у кофемашины. Достает из холодильника молоко. Нюхает его. Качает головой в ответ на какие-то свои мысли. Ее волосы чуть влажные после душа. И мне так хочется зарыться в них пальцами… Но я понимаю, что сейчас совершенно не время для этого.

— Так что? — ловлю ее руку.

— Ты о чем?

— Что тебя возле него держит? Только не говори, что деньги. Я все равно в это не поверю.

— Что ж… Значит, ты обо мне гораздо лучшего мнения, чем все в округе. — Сана растягивает губы в неискренней улыбке. Делая вид, что ей дела нет до чужого мнения.

— Насколько я успел узнать, среди местных ты пользуешься большим уважением.

Я не думаю, что Сана кокетничает. Скорее, она действительно не считает себя достойной. Это так, мать его, знакомо.

Она протягивает мне чашку на блюдце. Глядит в окно, нервно постукивая ногой по полу. А потом выдает самое неожиданное признание из всех, что я готов был услышать.

— Возле Акая меня держит сын.

— Сын? — я буквально давлюсь этим словом. Ведь сына-то как раз я и не смогу ей дать. Как и дочь, собственно.

— Да. Он очень болен и… В общем, чтобы иметь возможность видеться с Богданом, я… Никогда не уйду от Акая.

Веду ладонью по волосам. Это так неожиданно, так чертовски неожиданно, что я просто не знаю, как реагировать.

— Постой, он угрожает тебе тем, что отнимет ребенка?

— Да… — Сана обхватывает себя ладонями за предплечья. Будто ей холодно. — И поверь, это самое малое из того, что он может сделать. Я не могу рисковать. — Сана сжимает пальцы сильней. — Все, что произошло между нами — безумие чистой воды. Мы не можем…

— Можем, — отставляю чашку и решительно подхожу к ней вплотную. — Можем. И будем. А с Акаем… Я придумаю, как разобраться. Дай только время.

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь. Ты ж просто возненавидишь меня. Рано или поздно. Никто не сможет делить свою женщину… — не даю ей договорить. Затыкаю рот жадным поцелуем. Да, я знаю, это будет тяжело. Нет больших жадин, чем те, у которых никогда и ничего не было, а потом появилось, но выхода у нас нет. А значит, придется потерпеть, пока он не появится. В этом смысле я гораздо больше переживаю за душевное равновесие Саны. Я — парень битый. Сцеплю зубы и вытащу нас обоих. Но хватит ли ей самой на это сил? Если уже теперь в ней чувствуется надлом.

В образовавшейся между нами тишине трель телефона звучит ненормально громко. Сана вздрагивает. Хватает трубку…

— Да!

Она хмурит брови, вслушиваясь в голос на том конце связи, потом бросает короткое «Еду» и действительно мчится к выходу.

— Подожди! Что случилось? Кто звонил-то? — иду за ней по пятам.

— Кутепов! Долго объяснять… Мне спешить надо, не то Акай кого-нибудь убьет… — ее рука ложится на дверную ручку.

— Да кого убьет-то? Что вообще происходит?

— Монику! Точнее… Янара. Это его старший сын. Или любого, кто наберется смелости за него заступиться.

— А зачем Акаю его убивать?

— Затем, что он трансвестит. Позор на его голову. Господи, что же делать?!

— Я уйду через окно. Если напрямую — доберусь даже раньше, чем ты и вмешаюсь, если потребуется. А ты поезжай спокойно.

Так и получается. Когда я прибегаю к конторе, Саны еще нет.

— Ты можешь меня сначала выслушать, а потом орать?! — вопит высокая мужеподобная баба. — Или тебе нравится, что на нас все пялятся?! — наманикюренная мужская рука обводит редких зевак.

— Мне?! Мне нравится? Да ты… Да ты только посмотри, на кого ты похож! На кого ж им еще смотреть? Клоун… Пидор опущенный!

– Я не пидор! Сколько раз тебе повторять? А если бы и так! Пидоры тоже люди… Получше насильников вроде тебя!

— Ах ты ж щенок… — цедит Акай сквозь зубы… — Против меня… Гаденыш. Жизни меня вздумал учить? Да я тебя…

— Что?! Изобьешь до полусмерти? Ничего нового, да, папа?!

Сцена абсолютно сюрреалистична. Передо мной взрослый матерый мужик в платье, парике и при макияже. Так какого же черта кажется, что он перед нами совершенно голый стоит?

Акай озирается. Будто в раздумьях чем бы потяжелее огреть отпрыска. Но, так ничего и не обнаружив, шагает к тому, сжав пудовые кулаки. В этот момент я и выхожу из своего укрытия, преграждая ему дорогу. И одновременно с этим из старенькой Нивы выскакивает мальчишка…

— Ну, все, пап! Поедем домой. Незачем нам здесь оставаться.