Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это важно! – в отчаянье всхлипнула я.
– Было бы важно, я бы знала, – с явным превосходством отчеканила девушка. – Да и Антон не ребёнок. Захотел бы – сам бы позвонил. Подумайте над этим как следует. Всего хорошего.
Намёк на мою навязчивость был более чем прозрачным. Я растерянно слушала гудки, полностью запутавшись в происходящем. Почему он меня игнорирует? Неужели Ленка права?
– Наговорилась? – Голос Мити раздался так близко, что я подскочила, задев макушкой его подбородок, отчего косынка соскользнула с лысой головы.
– Мать честная, – гадливо скривился парень, но не отошёл. Только склонился ещё чуть ниже, чтоб подобрать мой головной убор. – На, нацепи обратно, а то от зрелища твоей башки, пиво назад просится.
– Кто тебя так? – подал голос Боря, который отреагировал ничуть не лучше.
– Сама... – выдохнула я, краснея.
– Послушай, как там тебя... – защёлкал пальцами, припоминая, Митя.
– Кира, – машинально отчиталась я, пряча голову под уродской косынкой.
– Так вот, Кира, вижу, ты не въезжаешь, что к чему, – Он снова уселся на кровати и, не обращая никакого внимания на мои тщетные протесты, потянул меня к себе, грубо сжимая за тощие бока. – Мне по барабану, какую чушь тебе наплёл Бестаев и какими байками её приправил. Я скажу тебе прямо: ты его подарок. Мне.
– Ты врёшь! – ни на грамм не веря услышанному, вскинулась я и предприняла ещё одну попытку вырваться, но Митю моё бестолковое барахтанье только рассмешило. – Отпусти!
– Не путю, деточка, – парень глумливо лизнул мою щёку, обдав резким запахом забродившего хмеля. Аж желудок скрутило от отвращения. Что он себе позволяет? – Бес хоть успел тебя обучить чему-нибудь толковому? Покажи-ка, что умеешь. Если понравится, обещаю хорошенько проучить Любашу. Это ведь она тебя обкромсала, я прав?
–Нет... – замотала я головой, со страхом понимая, чего он добивается. В стенах "Золотка" взрослели рано, и к тому времени я уже успела наслушаться о таких нюансах и извращениях интимной жизни, что мне совершенно не улыбалось познавать их на своей шкуре. Тем более с самовлюблённым Митей.
– Да-а-а, маленькая, – его широкая ладонь дерзко прошлась по моим ягодицам, сминая их через ткань фланелевой юбки.
– Нет! Не надо! Умоляю... не трогай меня, – сжатые кулачки беспорядочно забарабанили по его груди и плечам. – Бес убьёт тебя! Убьёт! Отстань!
– Бес убьёт тебя! – передразнил Митя, лукаво переглянувшись с заржавшим Борей, и изобразил красноречивый жест, приложив к уху одновременно оттопыренные большой палец и мизинец: – Бес! Бес! Алло! Спаси меня!
– Ага, бегу и спотыкаюсь! – подыграл ему Боря, сгибаясь от сотрясавшего тучное тело хохота. – Ну, ты, Мить, сострил...
Кусачий страх свирепо вгрызся во внутренности, и тело заколотило то ли от беспомощности, то ли от омерзения, когда Митя, ухмыляясь, толкнул меня спиной на матрас. Его кровать вся пропахла тяжёлым, мужским потом и чём-то слаковато-приторным, что вызывало ещё большее отторжение. Выставив вперёд руки, я пыталась оттолкнуть нависающую над собой угрозу в лице рослого и очень довольного собой блондина. Даже зубы от усердия скрипнули и всхлипы против воли вырвались наружу, но он, словно не слыша, больно сжал мой подбородок и заставил смотреть себе в глаза.
– Заруби себе на носу – ты моя собственность. Мне начхать на твои "не хочу", и Бесу кстати тоже. Он был только "за", чтоб я тебя как следует объездил, так что повторяю в последний раз: я тут главный. И всё живут по моим правилам, а станешь сопротивляться – обслужишь всех желающих. Ясно?
Не переставая скалиться, Митя прижался к моему рту и стал настойчиво заталкивать в него свой солоновато-горький от пива язык. И людям это нравится?! Хуже станет, только если мне так и не удастся сдержать рвотный позыв.
Степень своего заблуждения я осознала очень скоро, когда его торопливые, рваные движения стали более дерзкими, а шершавые пальцы с самоуверенной наглостью начали задирать юбку. Подняв её до самого пупка, парень чуть отодвинулся, чем я и воспользовалась, чтоб до крови прокусить его нижнюю губу.
– Убери от меня свои лапы! – захрипела я, чуть ли не давясь жадно вдыхаемым воздухом.
– Ещё один такой прикол, и я выбью тебе все зубы, – рявкнул он, от души треснув по моим губам, и двумя короткими рывками разорвал скрывающую ещё несформировавшуюся грудь футболку. – Борь, ты как, вторым будешь?
– Нет, братан, я пас. У меня на детей не стоит.
– С фига ли эта мышь ребёнок? Зря она, что ли у Беса целых полгода продержалась. Даже дольше Анжелки, а та кобылка что надо, – Митя облизнул прокушенную губу, одной рукой вжимая меня в матрас, а второй расстёгивая ширинку. – Сейчас узнаем, что в тебе такого особенного, пока Боря постоит на стрёме.
– Не надо... – жалобно взвыла я, в слезах отворачиваясь от приспустившего штаны Мити. Он же меня разорвёт. Я лучше умру, чем позволю так над собой издеваться.
– Не дёргайся, – отвёл глаза Боря, перехватив мой умоляющий о помощи взгляд. – Ты только хуже себе делаешь.
– Борька дело говорит, – процедил сквозь зубы блондин, воюя с моими сжатыми коленками, а я зарыдала, не в силах вынести этой вселенской несправедливости. И рыдания эти отражаясь от пропитанного табачным дымом потолка, осыпались обратно надрывным эхом изломанных надежд. В точности как мои бесполезные молитвы к глухим небесам.
Никогда раньше сердце не колотилось во мне так сильно. Но даже дикий, первобытный страх не смог пересилить разъедающую меня ненависть. Будь проклят мир, в котором есть место подобным Мите выродкам и таким лицемерам, как Бес. Ненавижу их всех.
– Ненавижу... – зло прошипела я, глядя прямо в сверкающие из-под рваной чёлки глаза насильника. Ухмыльнувшись, он показательно клацнул зубами у самого моего лица, полностью сосредоточившись на том, чтоб раздвинуть мне ноги.
У меня, наконец, освободились руки, и появился призрачный шанс избежать грядущего надругательства.
Тело среагировало тотчас. Я так боялась опоздать, что, не колеблясь, схватила с тумбочки Митин недопитый стакан. Одним ударом разбила его о железную спинку кровати, и полоснула себя осколком поперёк запястья – неглубоко, но достаточно, чтобы напугать.
"Больно!" вихрем взвилась паника, но я нашла в себе силы торжествующе улыбнуться окаменевшему в ступоре подонку, а про себя взмолилась: "Терпи, Кира, это скоро заживёт, а репутация чокнутой останется навсегда.