место, урод!!! — он вновь встряхнул меня и кинул, словно мешок, обратно. — Чтобы я в последний раз наблюдал тебя здесь. Второй раз увижу после нашего разговора — пулю в висок получишь. — он замер, глядя на меня, а я, печально улыбнувшись ему, киваю.

— Убивай сейчас, я тут всю жизнь живу. И как ездил здесь, так и буду ездить. И мне плевать, что ты на своем авто выкорячиваешься перед всеми и гудишь на весь квартал.

Мужик задыхается от гнева и первое время просто глотает воздух, чтобы ответить мне. Но слов не находит и, наконец созрев, шипит, уходя:

— Я предупредил тебя. И мне плевать…

Дальше я уже не слышу. Руки еле-еле тянут колеса, идиотская машина встала так, что пришлось пролезать по узкой дорожке впритирку со стеной, сбивать пальцы в кровь. Наконец-то я выгреб из этой ямы, и мой инвалидник покатил быстрее. Я слышал приятный звук движущихся колес, и это навевало на мысли о том, что я снова буду сегодня пытаться ходить. На душе становилось легко от этих мыслей. Но турники были лишь там, куда я сейчас ехал. Именно для таких как я. Нет, конечно, можно и дома потихоньку, но чую, что нельзя мне сразу на ноги вставать. А вот почему нельзя, не знаю. Но огромное желание встать на ноги заполняет меня полностью.

— Дяденька, а вам не больно? — я на автомате уже давно тренирую ноги, перетягиваясь с телом, что тянет меня вниз. Я оглядываюсь и вижу паренька. Он тоже в инвалидном кресле, смотрю на него удивленно и с улыбкой отвечаю, как старому знакомому, ведь он тут тоже частый гость, как и я. Только вот он решился на общение лишь сейчас. Месяц спустя. Я уже полгода, наверное, как выписался из больницы, живу на маленькую пенсию и езжу вот сюда почти каждый день. А вот мальца вижу, наверное, второй месяц.

— Ну здорОво, это во-первых. Со старшими здороваться надо первым. И сразу отвечаю на твой вопрос: без боли-то никак. Мы рождаемся в боли и кричим. А так — тянет немного в коленях, ну, это терпимо.

Он кивает, мрачно глядя на меня.

— А мне нельзя с болью, говорят, сразу помереть могу. Но я втайне хочу пытаться…

Я тревожно смотрю на него.

— Это как? Смертельно-то почему? Давление у тебя, может, так значит, нельзя. Там специальная гимнастика нужна.

Он кивает и вновь говорит уже минут, наверное, через пять.

— Ну, мама волнуется, говорит, что не надо рисковать. И ей не сложно со мной возиться. Она так и сказала, главное, говорит, что живой. — он шмыгнул носом и вдруг всхлипнул.

Я отвернулся, чтобы не видеть слез, но слышать его тихий плач стало невмоготу. У самого ком в горле за пацана давно назрел. Его ноги были в таком жутком состоянии… а ещё одна рука тоже не работала, и такое у него кресло было мудреное и, сразу видно, дорогое очень. Молодцы родители, что смогли на такую красавицу скинуться.

— Меня Ванькой зовут, а мамка Ивашкой кличет. — сказал он, белозубо скалясь, видеть такую взрослую печать на детском личике было как-то отталкивающе. Он протянул мне руку, и я сказал, вымученно улыбаясь:

— А я Терентий, зови Тером. Не ошибешься. Как терьер, да?!

Он засмеялся, и потрогал свою ногу. Ноги почему-то были очень распухшими, и сейчас он трогал эту припухлость, а я сжимал зубы. Это не авария, а пожар. Паренек, словно прочитав мои мысли, пояснил:

— В машине мы у отца застряли с мамой. Она вылезла, а я не сразу. Вот и обгорел по ногам, а мамку пламя тоже задело, за руки. Только они у неё быстро поправились. Ей пересадку делали. А у меня, говорят, мало что можно сделать. Если только штифты какие-то вставлять. И то железные скрабы какие-то, говорят, от сюда должны быть. — он показал смущенно на мышцы ног, и я кивнул. Паренек свободно, наконец-то, выдохнул и спросил меня уважительно: — А у вас что?

Пожимаю плечами.

— Говорят, что с горы какой-то упал, а я ничего не помню.

Тот заинтересованно подъехал ещё ближе и спросил с придыханием:

— Вот прям со скалы?

Киваю с улыбкой, вновь подтягиваясь.

— А у меня папка раньше тоже по скалам лазил, и вот в аварии этой погиб, но говорят, без боли. Он вновь всхлипнул и, быстро нажимая на рычаги здоровой рукой, поехал быстро с площадки турникетов.

Молодец, хороший малый. Сердце за него тревожно ныло, и я с ужасом увидел огромный джип, что ехал на большой скорости в сторону мальца. С трудом выруливая, смог все-таки доехать в три приема за пареньком и, толкнув его инвалидное кресло, въехал на его место. Глухой удар, и я вижу огромные удивленные глаза.

Дальше слышу, как мне что-то кричат, мнут, трясут, и затем грудной голос говорит совсем рядом:

— Терентий, Терентий, там пришли к вам… попрощаться. Я впущу. Говорят, что близкий ваш родственник.

Я отстраненно принимаю эту новость и слышу до боли в сердце знакомый голос.

— Кто ты теперь? Скажи мне имя свое… помнишь своё первое имя? А я помню, тебя звали Антоном. Сейчас ты на службе у НЕГО. Я не забыл о тебе и жду тебя. — его голос рассеивается.

Я вновь расслабленно открываю глаза и резко встаю.

— Не так резко, Метатрон. Я ещё не вылечил твое тело. Иди, ОН ждет тебя.

Киваю своему оруженосцу и, накинув мантию, иду к дверям.

— Мет?!

Останавливаюсь и сжимаю зубы, сейчас он опять спросит!!!

— Он снова нашел тебя?

Приходится кивнуть.

— Думаешь, он будет тебе мешать?

Пожимаю плечами.

— Всё, отпусти меня и хватит уже о нем.

Тот, чуть покраснев, кивает и прячет взгляд.

Широкий коридор сливается в сплошную белую линию, и, кажется, сейчас закружится голова. ЕГО цвет белый, он так любит его. Почти вечность назад я стал его правой рукой и сейчас ждал, как оценит он то, что я сделал для мальчика. Я замер перед открытой дверью, ОН был в теле того мужчины, что сбил меня, и сейчас говорил пареньку о том, что нужно продолжать жить так, как велит сердце, ведь моя смерть была ненапрасной. Я умер за этого паренька, чтобы он смог осуществить всё то, о чем мечтал. Мальчик плакал горько и, наконец, кивнул ему