– Да ты только что с ним так живо разговаривал.

Оказывается, я целый час беседовал с Андреем Тарковским и его бывшей женой.

Потом мы с ней случайно встретились в Доме кино. Она была с другим мужчиной. Мы поулыбались друг другу, на этом всё и закончилось.

Однажды, в ресторане ЦДЛ, официантка посадила ко мне за стол Евгения Александровича Евтушенко. А надо сказать, что я с юности был его поклонником, знал наизусть многие его стихи, ходил на его вечера в Политехническом.

И вот мы сидим за одним столом и обедаем. У нас оказались общие знакомые, в частности, Целковы, живущие в Америке, Таня и её дочь Алиса. Он их там навещал, и я тоже. В общем, разговорились. Ровно три часа мы обедали, и все эти три часа, о чём бы мы ни начинали говорить, Евгений Александрович говорил о себе.

Например…

Я:

– Какая сегодня хорошая погода.

Евтушенко:

– Я помню, в детстве, когда мы жили на Четвёртой Мещанской… – и далее о себе.

Или я:

– Хороший борщ.

Он:

– Я помню, был на Украине, нам подали борщ… – и далее история о себе.

Я:

– Зима началась.

Он:

– Настоящая зима была у нас на станции Зима, я тогда был маленьким… – и т. д.

Три часа, и всё о себе. А самое главное, что всё интересно.

Мы познакомились с Андреем Андреевичем в «Клубе 12 стульев» «Литературной газеты».

Я собирался ехать в ЦДЛ, и ему надо было туда же.

И вот мы едем. Я за рулём. Запомнилась только одна часть нашего разговора.

Он сказал: «Я недавно из Парижа. Общался там с эмигрантами. Лион, вы себе не представляете, они все покрестились и ходят с крестами».

Из этой фразы я понял, что сам он ходит без креста и, скорее всего, не крещён.

Это было после 1982 года, значит, меня уже окрестил Александр Владимирович Мень.

Я был поражён, потому как считал, что такой талантливый поэт не может не верить в Бога. Иначе откуда у него этот талант.

Когда он рассказывал об эмигрантах, он не фальшивил, он искренне был поражён. До этого, году в 1978-м, его жена, Зоя Богуславская, достала мне в Париже лекарство для моей больной мамы.

Перед этим мы ехали в машине – Арканов, В.П. Аксёнов и я. Арканов попросил Василия Павловича достать в Париже лекарство порфор, которым Аксёнов лечил свою маму от той же болезни.

Аксёнов в Париже попросил Зою, Зоя обратилась к своим французским знакомым, они купили лекарство, а потом, через Аксёнова и Славкина, оно попало ко мне.

Я не был другом Аксёнова, даже приятелем его не был. Были мы едва знакомы, но он сделал это по просьбе Арканова. За что им всем огромная моя благодарность.

А году в 1980-м Аксёнова выдавили из Советского Союза. Мы случайно встретились во Внешторгбанке. Я там открыл счёт, а Аксёнов свой закрывал, готовясь к отъезду.

Сказал мне одну фразу: «У нас здесь не получилось, может, у вас получится».

Я помню, что мне дали книгу про солдата Чонкина на один день. Дали почитать, пока я несколько часов гостил на даче в Малаховке у Г.Б. Волчек. Вот там, лёжа на траве, я не отрываясь прочитал «Чонкина».

Сказать, что мне повесть понравилась, значит не сказать ничего. На тот момент ничего лучше в юморе я не читал. Я был в восторге.

А в 1977 году мы провожали в Израиль моего друга и учителя Феликса Камова. На тот момент одного из авторов «Ну, погоди!», а в дальнейшем, под именем Феликс Капдель, он в Израиле издал множество книг, среди них «История еврейского народа в России».

И вот на Красноармейской улице, в доме, за которым установлена постоянная слежка, мы провожаем Феликса Соломоновича с женой и двумя детьми.

Мы с Хазановым, пока не началось прощание, сидим на кухне за столом и обсуждаем свои эстрадные дела.

Входит Феликс, подводит к нам какого-то седого человека с короткой стрижкой и говорит:

– Вот вам ещё один собеседник.

Собеседник садится с нами за стол, а мы, не зная, кто это такой, продолжаем болтать на свои эстрадные темы, репризы, монологи, тот прошёл, этот на публике не прошёл.

«Собеседник» посидел-посидел, почувствовал себя лишним, встал и ушёл.

Входит Феликс и говорит:

– Ребята, ну что же вы так с Войновичем? Он обиделся и ушёл.

– Это что, был Войнович? – спросил я.

– А вы не узнали?

А как мы его могли узнать? Мы про него только слышали, но никогда не видели. Даже фото его нигде в то время не появлялось.

Вот расстройство-то было! Я-то просто мечтал с ним поговорить.

Шли годы. Году в 1992-м, в Киноцентре, я стоял у входа, кого-то ожидал. Входит человек, небольшого роста, седой, коротко стриженный, подходит ко мне и говорит:

– Мне вчера не спалось, я телевизор включил, а там вы читали монолог учащегося кулинарного техникума. Мне понравилось.

Я аж опешил. Это мне говорит сам Владимир Войнович.

Справился с собой и говорю:

– А мы ведь с вами уже один раз встречались.

– Когда?

– А помните проводы Феликса Камова? На кухне. Мы были с Хазановым, вы сели к нам за столик, а мы-то ведь не знали, что это Войнович, и продолжали молоть всякую чепуху.

– Слушайте, – говорит он, – я это так хорошо помню, я ведь поговорить с вами хотел, а вы меня не приняли. Я тогда так расстроился…

А потом, через пятнадцать лет, я выступал в зале «Космос» на юбилейном вечере В. Войновича. Кстати, неплохо выступил, меня даже похвалил критик Бен Сарпов.

Вечер сняли на ТВ, но так и не показали.

С Гариком я познакомился в 1980 году в эстонском городке Отеня, где у шахматистов на спортивной базе проходили сборы. А я просто там отдыхал. Гарик был весёлым, жизнерадостным и общительным парнем. Он сам со мной заговорил.

В то время он уже был чемпионом мира по шахматам среди юношей.

Гарик поразил меня своей уникальной памятью. У него не было записной книжки, все телефоны он помнил наизусть. В то время вышла книга «Жизнь двенадцати цезарей». Гарик её прочитал и помнил даты рождения, смерти и восшествия на престол всех двенадцати цезарей.

В следующий раз мы увиделись уже в Баку. Мы с Аркановым и другими юмористами приезжали туда регулярно выступать, и Гарик обязательно приходил на наши концерты.