– Значит, ты снова будешь вкладывать себя в какую-то чародейскую пакость… Не возвращайся! Тебе надо бежать от этого человека!

Но Вика уже собирала разбросанную по комнате одежду. Вчера им было не до того, чтобы сложить ее аккуратно, а сегодня в свои права уже вступила обычная жизнь.

Николай Дмитриевич пришел в класс сам не свой («Встрепанный», – шепнула Кристина Юле, хотя густая русая шевелюра учителя была нормально зачесана на косой пробор). Но его лицо действительно производило впечатление человека, у которого волосы встали дыбом: испуганное, напряженное и решительное, как перед смертью. Он не стал продолжать начатое на прошлом уроке, а сразу перешел к новой теме:

– Знаете, чем страдает множество людей в современном мире? Безволием. Бог дал человеку волю, а человек ее в себе глушит. Между прочим, духовные мускулы тоже надо наращивать, как и обыкновенные.

Анархисты бросили списывать домашнее задание по математике и уставились на учителя. Они были готовы уделить внимание всему, что касалось мускулов.

– А как это делать? – стали спрашивать единомышленники.

– Не бояться совершать поступки и нести за них ответственность. Не прозябать, зарывая талант в землю. Жить в полную меру своих внутренних сил, – словно сердясь на кого-то, перечислял Николай Дмитриевич. – Стоит отказаться от такой позиции, как человеку сразу потребуются костыли: наркота, выпивка, наушники с так называемой музыкой, без которой некоторые уже вообще не могут… Для чего все это, как вы думаете?

– Чтобы получать удовольствие, – подсказали из средней части класса.

– Чтобы дать себе разрядку перед тем, как сконцентрируешься на своей основной работе, – не остался в стороне Яша.

– Чтобы время скоротать! – отрубил учитель. Класс впервые видел его таким резким и раздраженным, даже анархисты убрали наконец тетради по математике в портфели. – А то слишком долго жизнь тянется, дай-ка придумаем что-нибудь, чтобы быстрей проходила…

– Все хотят долго жить, – не согласилась справедливая Юля.

– В том-то и парадокс: хотим долго жить, а сами от этой жизни зажмуриваемся. Я вот тут в очереди стоял в газетный киоск, а человек впереди набрал целую кипу кроссвордов и говорит: этого мне на все выходные хватит. То есть его цель такова: задурить себе голову, чтобы не подумать, упаси Бог, о чем-то действительно важном! Чтоб жить, как во сне…

Класс слушал, смущенно поеживаясь. Видимо, стремление отвлечь себя всякими прилипчивыми пустяками было знакомо многим.

– И такие вот оторвавшиеся от действительности люди превращаются потом в зомби…

– Это человек без воли? – уточнил сероглазый Арсений.

– Ну да. Однако воля не в том, чтобы нарушать общепринятые правила! – Учитель наконец заметил, что Егор расписывает ручку на крышке стола. – А в том, чтобы сознательно принимать решения и потом за них отвечать.

– Николай Дмитриевич, мы пойдем сегодня в церковь? – перебил по своей всегдашней привычке Егор.

– Сегодня… – растерялся Коля.

Как раз сегодня ему не хотелось бы брать с собой детей. Сердце подсказывало, что вечером предстоит битва за Вику, – ее хозяин наверняка дознается, где она была, и озаботится, не упорхнула бы птичка из его змеиной пасти. Сегодня вечером Коля должен быть от всего свободен, ибо его собственной воле предстоит серьезное испытание…

– Так мы пойдем? – повторил Егор.

– Видишь ли, сегодня…

– Сегодня Николаю Дмитриевичу неудобно, – зашептала Егору чуткая Кристина.

Но Коля в последний момент передумал: нельзя отказать ребенку, который просится в церковь. Надо взять Егора и других, кто еще захочет. Простоять с ними службу, а, когда придет время действовать, просто оставить ребят в безопасном месте. Вряд ли чародей явится в храм, скорее всего, он будет ждать на улице. Тут-то Коля и должен дать ему духовный бой. А после того, как удастся отбить Вику, они вместе развезут детей по домам.

– Наська, – позвала утром бабка после того, как мама ушла на работу. – А ну глянь сюда. – Она достала из-под подушки пачку денег и отделила от нее сто рублей, которые протянула Насте. – На вот, купи себе чего вкусненького.

– Откуда это, бабуля? С тети Симы взяла?

– А хоть бы и с Симы! – хихикнула бабка. – Богачка какая, за квартиру по пятьсот долларов сдирала! Это ж сколько будет на наши деньги…

– Много, – вздохнула Настя.

– А ты не вздыхай, скоро ей самой несладко придется. Вот верно тебе говорю: недолго Симе радоваться…

– Почему недолго? – удивилась Настя.

– Килу я ей подсадила, – с притворным сожалением вздохнула старуха Ульяна.

– Что-о? Какую еще килу?

– А ты чего глазищи-то вылупила? – перешла бабка в наступательную позицию. – Какую-какую… не очень страшную. Я ей на зуб подкинула; все-таки землячка. Зуб не сердце, от него не помрет…

– Да зачем вообще какая-то кила?

– А вовсе ни с чем отпустить я не могла: уж очень досадно мне стало, что она за свою квартиру столько деньжищ гребет!

– Бабушка! – поморщилась Настя.

Ей вспомнилось, как вчера на этом же самом месте две старухи-землячки в полном согласии пили чай, который она сама для них заварила. И вдруг какая-то кила…

– Что, у ней теперь зуб болит?

– Сейчас еще не болит. – Бабка хитро прищурилась, словно рассказывала интересную историю. – Сейчас она рада, что Вику свою нашла, квартиросъемщицу: думает по-прежнему деньги с нее брать… и вообще жить да радоваться! А только та Вика ей вот чего сделает, – бабка сложила кукиш. – Да еще зуб лечить выйдет дорогонько, сейчас ведь, сказывают, такие цены…

– А тебе не жалко ее? – спросила Настя.

Неожиданно этот простой вопрос вызвал в только что благодушной бабке приступ раздражения. Она сжала костлявые кулаки, сунула их Насте под нос и, потеряв голос от ярости, засипела:

– Кого? Кого это я должна жалеть?!

– Тетю Симу… – не отступалась Настя. – И всех других… Того парня, который разбился на мотоцикле…

– Пойми, дура ты стоеросовая: чтобы вообще никому не делать, я так не могу! Вот здесь жжет! – Бабка ткнула себя под ложечку, где расстегнутый ворот полинявшей, с детства знакомой Насте кофточки открывал морщинистую желтую кожу. – Только тогда и отпустит, когда кому килу подсажу. А не вам же с матерью подсаживать! Вас-то, поди, жальче, чем чужих!

Настя так и открыла рот: она даже предположительно не могла допустить, чтобы бабушка стала колдовать на нее или на маму. Зачем она вообще говорит об этом, как бы признавая тем самым, что такое возможно? Зачем она говорит?!

– Ты колдовала когда-нибудь на нас с мамой?