Произнося эти слова, Кейко Катаока была похожа на старую актрису, вымучивающую свою игру, скрестив руки на груди и переигрывая ностальгию по ушедшим временам. Я ощутил, как немного спермы скатилось с моего члена, когда она произнесла эти слова, вся сияя от удовольствия: «…чувствую, что опять теку».

— И тут произошло нечто, что мы осознали не сразу, но чего ожидали во время всего нашего путешествия: все удовольствие, которое мы могли получить вместе, достигло своих пределов. Мне лично уже приходилось участвовать в любовных оргиях, когда я была еще школьницей: групповухи на троих, на четверых, у меня была настоящая способность организовывать все это… геометрически. Да, настоящая способность. И вот, у нас обоих вдруг появилась уверенность, что пришло время ввести в наш союз третьего, женщину, что окончательно укрепило бы наш преступный сговор. Сам по себе этот факт не представлял для нас никакого табу, тем более что этот мужчина привык снимать себе сразу двух-трех девушек. Я первая заговорила об этом, когда мы летели в самолете японской авиакомпании из Венеции в Японию через Париж, и мое предложение заинтересовало его, и он принялся рассказывать мне, как когда-то в Бразилии, когда доллар котировался необычайно высоко и один грамм порошка стоил всего десятку, он как-то купил двадцать граммов чистого боливийского, высыпал его горкой на стол и стал обмазывать этим кокаином анус проституткам-метискам, в общем, какая-то дурь в этом роде. Вот тогда-то мы и решили обзавестись третьей. Этот человек был настоящим садистом, но, похоже, постоянно страдал от необходимости выбирать. Я вам об этом уже говорила: садист — это человек, который может существовать лишь в математически выстроенном мире. Другими словами, он задавался вопросом, как помочь своей партнерше проявить ее мазохистские наклонности, не теряя при этом собственного возбуждения, если его конечной целью было кончить в тот момент, когда она мочится ему на лицо.

Больше я не мог этого выносить. То, что я чувствовал, походило на неудержимое желание отлить, когда терпеть уже не было мочи. Я вошел в опасную зону, слушая, как Кейко Катаока говорит обо всех этих оргиях, проститутках, анусах и моче. Я чувствовал, что начинаю терять контроль над собой, и. собрав последние силы, попросил ее прерваться на пару минут, панически ища предлога вырваться из этой комнаты. В номере, естественно, был туалет и телефон.

— Я прошу меня извинить, но мне необходимо немного расслабиться: могу я сходить за сигаретами и покурить в холле отеля? — было единственное, что пришло мне в голову.

— Пожалуйста, но возвращайтесь скорее!

Как только я вышел из номера, у меня закружилась голова: должно быть, процентные соотношения давления и влажности в коридоре были другими. Это не было похоже на ослепление, я медленно пробирался по стеночке, будто только что сошел с карусели в лунапарке, по коже у меня побежали мурашки, и тут меня чуть не стошнило. Идя к лифту, я почувствовал, что все мое возбуждение как бы сконцентрировалось у меня в затылке, вокруг меня пахло чем-то кислым, и этот запах уже пропитал всю мою одежду. Спустившись в холл, я сразу бросился к туалету, зажимая рот ладонью. Меня уже начало тошнить, до того как я успел влететь в кабинку. Я чувствовал, как желчь забурлила у меня в желудке, поднялась по пищеводу и уже текла меж пальцев. Меня стошнило, однако легче не стало. Желудок, горло, затылок, виски — все во мне пробирало дрожью, которую я никак не мог унять и даже не понимал, откуда это, один только пенис был твердым. Я стал тискать его. Мне даже не надо было концентрироваться на словах Кей-ко Катаоки, ее манере говорить или представлять себе ее тело, достаточно было вспомнить атмосферу той комнаты в присутствии этой женщины, чтобы кончить. Оргазм затянулся настолько, что сперма, вытекшая мне на руки, уже начала засыхать, когда я пришел в себя.

Удовлетворив себя, я почувствовал, что в голове у меня пусто и что я потихоньку начинаю успокаиваться. «Беги, скорее», — крикнуло что-то внутри меня. Это был голос, который я никогда еще не слышал. «Все говорит об опасности. ТЫ никогда еще не подвергался такой опасности, и источник этой опасности сидит в тебе самом, — вопил голос. — Ты не готов кинуться в эти черные воды, с которыми тебе не справиться. И ты это знаешь. Тебе надо проанализировать все новые данные. Неиспользованная информация — это не информация, напротив, это иллюзия. Тебе нужно бежать, сейчас же. Никто за тобой не погонится…» Кейко Катаока будто околдовала меня. Впервые я перечувствовал столько необычного и находился в таком состоянии. Я уже больше не знал, кто я. Слово «личность» внезапно всплыло в моем сознании. Именно личность, а не характер, другими словами, то, что являлось основой меня, представляло собой некую эссенцию, сущность меня как человека. Я существовал, мог двигаться, был финансово независимым, я являлся служащим конторы, у меня была семья, мое тело, внешние данные, ощутимые, очевидные для всех остальных, кто воспринимал меня как такового, — и все это превращало меня в глазах окружающего мира в человеческую единицу, по крайней мере в социальном смысле. И так как личность моя разлетелась на кусочки, я остался совершенно голым. Все эти мысли разом одолели меня, все сигналы были красными, и я чувствовал, что нет большей опасности, чем подобное разложение себя самого, этот подрыв личности, я знал, что не перенесу его. Состояние это не имело ничего общего с помутнением рассудка или упадком сил, поскольку не существует таких физических или умственных расстройств, которые предоставляли бы тебе возможность от них избавиться. Мне во что бы то ни стало следовало сохранять связь с внешним миром, у меня еще были силы желать этого.

И тем не менее я ничего не предпринял и вернулся в номер Кейко Катаоки, поскольку то, что ожидало меня там, превосходило даже страх потерять себя. Это была простейшая вещь: удары моего сердца, которые влекли меня туда, возбуждение, которое одолевало меня, мои тщетные попытки защитить себя, которые я мог ему противопоставить.

— Сначала мы выбрали одну девушку, которую я знала.

Она заговорила сразу же, как только я присел на софу. Должно быть, она почувствовала запах спермы у меня на пальцах и под ширинкой. Я сгорал от стыда, мне хотелось переломать себе пальцы. Однако я знал также, что у меня нет никакой возможности скрыть от нее это.

— У меня было много подруг, и очень близких, все очень разные, но у них было кое-что общее, то, что я назвала бы силой слабого. Вы когда-нибудь видели девушек, работающих в клубах садомазо?

Я покачал головой. Прав я был или нет? Это не было отсутствие любопытства. Вероятно, при всей той информации, которой я обладал, вопрос следовало ставить иным образом, не рискуя подставить под удар собственную личность. При всем этом в голове у меня основательно утвердилось одно: невозможно совершенно потерять себя.

— Ах так! Вы таких не знаете! Впрочем, я тоже. Я знаю, что угроза СПИДа заставила многих девушек, работавших в soap lands или love hotels, перейти на садомазохизм и что этот наплыв обернулся снижением качества услуг под тем предлогом, что данная практика не требовала не посредственного проникновения. Когда я начинала работать в клубах, это были настоящие притоны пьяных девиц… Это, несомненно, согласовывалось с их желанием причастности, желанием принадлежать к определенной сети. Этот феномен характерен для определенных периодов. Вспомните хотя бы эпоху модз в Англии, или немецких фанаток, или движение панков, или даже переводчиков в послевоенное время! С недавнего времени садомазохизм превратился в некую форму признания, хотя это и звучит несколько странно, потому что я не имею в виду признание в том смысле, в каком оно употребляется в гражданском кодексе. В данном случае произошло то же. что случилось с сумками от Вюитон или костюмами от Шанелы деньги, которые полились сюда рекой, опошлили данный вид деятельности, которая поначалу мало кого интересовала.