Степан открыл ящик стола и начал в нем рыться.

– Да мне безобразничать нравилось больше, чем над каким-то томиком чахнуть. Я всех писателей считал дураками. Кому нужны книжки? Элина Рафаэлевна, учительница литературы, была слишком добрая, я ее совсем не боялся. Вызовет меня к доске, я стою пень пнем. Другие педагоги на двоечника как собаки лаяли, обещали: «Умрешь под забором, лентяй». А Элина тихонечко вздыхала: «Степа, садись. Не хочу тебе двойку ставить. Завтра опять ответить попрошу, задам вопрос про характер Наташи Ростовой, подготовься». А зачем все читать-то? Можно пару страниц посмотреть, и хватит.

– Да, она детей любила, – улыбнулась я.

– Зотова? – вдруг спросил Юра, который до сих пор сидел молча, глядя в ноутбук. – У меня привычка, как только в беседе заходит речь о каком-то новом человеке, пробивать его по базе. Она сейчас там же работает, правда, теперь педагог на продленке.

Я не поверила своим ушам.

– Элина жива? Сколько же ей лет? Триста?

– Всего восемьдесят два, – уточнил Юра, – всю жизнь в одном месте пашет. Завидую таким людям. Никаких метаний, исканий. Окончила институт, начала детям про «лишнего человека Печорина»[5] вещать, так и вещает десятилетиями.

– Элина прекрасный учитель, – прервала я Шкатулкина.

– Я откопал интересные сведения, – продолжал Юра. – Ученица Гасконина пришла в класс, где училась Тараканова, только на третьем году обучения. До этого она числилась в школе, которая во времена детства Виолы входила в десятку элитных в Москве.

Перед моими глазами развернулась картина. Середина сентября. В класс входит девочка, на ней форма, но не такая, как у нас, купленная в магазине, платье сшито на заказ из материала коричневого цвета, но другого качества. А еще у нее роскошные лаковые туфельки с перепонками, их украшает цепь мелких искусственных жемчужинок. Сейчас такие есть в каждом магазине, но во времена моего детства о них и мечтать не приходилось. Женская обувь советских лет – ботинки, смахивающие на чемоданы, да очень неудобные, жесткие «праздничные» туфли на каблуке. Модницы гонялись за лодочками из ГДР, Чехословакии, Югославии, зимними сапогами из Финляндии, домашними тапочками из Болгарии. Но у Любы на ножках была красота более высокого класса. Мне до смерти хотелось иметь такие черевички, я едва не зарыдала от зависти. На большой перемене новенькая, которая сразу дала понять классу, что к нам пришла королева, объяснила, что опоздала к началу учебного года из-за отдыха на море.

– Мама решила, что нам лучше задержаться, – говорила девочка, – фруктов поесть, покупаться, бархатный сезон самый подходящий.

– В прежней, элитной школе Люба отучилась только один год в первом классе, – говорил тем временем Шкатулкин, – потом ее перевели на домашнее обучение.

– Девочка заболела? – поинтересовался Степан.

– Не знаю, – ответил Юра, – ее личного дела в архиве нет. Бумаги испарились. И непонятно, почему ее из элитной школы в отсталую отправили.

– Что-то там случилось у Гаскониных, – подвел итог Степан, – школьное дело Любы пропало, девочку отправили на домашнее обучение, потом запихнули в дыру, где учились ребята из неблагополучных семей.

– Пороюсь еще в документах обеих школ, – изложил свой план Юра.

Степа взглянул на меня.

– Надо встретиться с Элиной.

Я встала.

– Она никогда не травила меня, не придиралась ко мне, не делала замечаний из-за формы не по размеру. Я быстро росла, а Раиса не могла покупать мне несколько раз в году новое платье, Элина хорошо относилась к детям, но встречаться с ней мне совершенно не хочется.

– Почему? – удивился Юра. – Вспомнишь школу.

– Ты дружишь с одноклассниками, ходишь на вечера туда, где учился азам науки? – спросил Степа. – Я имею в виду не математическую гимназию, а ту, где ты сначала обучался. Ты любил там товарищей? Учителей?

– Ну, нет, – после короткой паузы признался Юра, – мрачное было время.

– Вот и не задавай Виоле вопросов, – отрезал Степан.

Приехав домой, я пошла инспектировать гардероб. Думаете, журналисты станут на пресс-конференции слушать, что говорит писательница? Да никогда. Пресса будет задавать вопросы, не имеющие никакого отношения к основной теме встречи, и с повышенным интересом рассматривать мой наряд.

Я начала рыться в шкафу. Джинсы и рубашка? Не очень подходит, платье в цветочек? Оно короткое и не по погоде. Синяя юбка? Вполне хороша! К ней есть очень красивая кофта.

Я вытащила вешалку. На блузке на самом видном месте темнело пятно. И откуда оно появилось? Я продолжала копаться в шмотках и вскоре поняла: вещей много, а надеть нечего. Синий пуловер превращает меня в кучу, в желтом я похожа на утенка-переростка. Юбки подчеркивают несовершенство моей попы и прячут талию. Брюки сидят мешком. Ну где был мой разум, когда я совершала покупки? Почему сейчас вижу четыре синие рубашки и ни одной розовой? Кто надоумил меня приобрести коротенькую юбчонку в клеточку? Какой таракан укусил меня в тот момент, когда я приобрела шелковое платьишко, спереди абсолютно закрытое, зато сзади у него разрез до талии? В халате я вполне симпатично выгляжу в зеркале. Но как только оденусь на выход, становлюсь лет на десять старше. В платьях я похожа или на зубочистку, или на аппетитного поросенка. Как это получается? Каким образом я ухитряюсь покупать шмотки, которые мне вовсе не подходят? А обувь! Кроссовки, кроссовки, кроссовки, десять пар. Черные лаковые лодочки на каблуке высотой с Останкинскую башню, сандалии и угги, розовые балетки со стразами! У меня нет ничего приличного!

Я схватила трубку и позвонила Маше Томилиной.

– Слушаю, – пропела Маруська.

– Мне нечего надеть, – простонала я.

– Значит, надо обновить гардероб, – спокойно ответила Маня, редактор гламурного журнала.

– Вещей полно, – пожаловалась я, – но они все из разных опер.

– Обычное дело, – хмыкнула Томилина, – дам тебе шоппера, он поможет.

– Кого? – жалобно спросила я.

– Шоппера, – повторила Маруся, – Крылова. Он гениально подбирает комплекты. Поедете вместе в магазин. Гоша тебя оденет.

– Шоппер – по-русски стилист? – осторожно поинтересовалась я.

– Вроде того, – засмеялась Маша. – У Гоши есть время в семь утра или в девять вечера. Извини, что тебе придется под него подстраиваться, но у парня очень плотный график. К нему очередь на полгода.

– Лучше в девять вечера, – решила я, – а сейчас-то как быть?

– М-м-м, – пробормотала Томилина, – белая рубашка есть в наличии, типа мужская? Черного цвета брюки и пиджачок. Если нечего надеть, натягивай шмотки в черно-белой гамме, никто не придерется. На ноги кроссовки. И вперед!