— Варг, сталбыть? — прищур у старшего недобрый. — Пришла, сталбыть, добычу отбивать у честных охотников? Скортокса защищать, а?

— Пришла отбивать честных охотников. У добычи.

Шуршун нетерпелив, рвётся в бой, в сознание толкается: «Враги, чужие, защищаться, защищать…»

Но зелень растёт в её глазах: длинные, прохладные, оплетающие нити водорослей. Нет-нет, шепчут нити. Стой.

— Вы что же, правда думали на скортокса пойти вчетвером? С такими-то силами?

Огненный Дар у молчаливого здоровяка. Старший — Вода, чернявый — Стрелок. У младшего правой ладони не видно, но это и неважно — в деревнях редко встречаются те, кто владеет Даром мастерски, таланты всегда нужны в городах…

— И с тремя псами?!

— Ну… — робко втискивает безусый. — Нас больше!

— Заткнись, Эджей! — это уже главный. — А ты б подвинулась да и посмотрела, что мы можем, а?

— Извините, не могу. Потому что сегодня здесь никто не умрёт.

Шуршун встопорщивает щупальца за её спиной. Нетерпеливо, пугающе. Уходите, — звучит в шипении скортокса. Уходите, тут моя территория. И эта, которая вместе — со мной. Уходите, а то я вас… я вас сейчас всех.

Спокойно, Шушник, спокойно, — изо всех сил нашептывают травы в глазах Гриз. Сочная осока и сладкий аир. Спокойно, стой, я разберусь, не надо этого, не надо вперёд…

Проще было бы — в полном единении, а не в этом полукасании, но ведь нужно же ещё за псами присматривать, да и длить, длить бессмысленный разговор с теми, кто понимает хуже.

— Сколько вас по-настоящему? Четыре здесь, в лесу двое… трое ещё? И все как вы, и с Даром у них так же? Так вот, скортокса очень трудно взять хоть каким-нибудь Даром — огонь, стрела… вода вообще бесполезна — он же водный, да и холода он не боится. Вы всемером его разве что раните и разозлите, а разозленный скортокс… в общем, у вас даже раненых не останется. Потом ваши родные найдут тела, разозлятся, объявят охоту. А у него в голове отпечатается новый закон: «Все люди — враги». Можете представить, к чему такое приведет, так что нет уж, давайте-ка он просто уплывёт и все останутся жить.

Гриз подозревает, что звучит это не до конца убедительно. Может, из-за того, как она стоит. Пытаясь загородить собой огромного чёрного скортокса, который нависает над ней, и щупальца прошивают воздух, делают выпады всё нетерпеливее.

— Врёшь, небось? — спрашивает старший остолоп. — Что тебе-то вообще за дело до этой твари?

— Ну-у… можете считать, мы старые друзья.

— Варг же… чокнутая, — напоминает чернявый с присвистом (скортоксу впору поучиться).

«Пастухи Чудовищ все безумные!» — в унисон стонет Хаата, вжимаясь в ствол сосны.

— А вам-то до него что?

— Че… чего?!

— Вам, говорю, что до него? Насколько я знаю, люди в сёлах не пропадали. Тех рыбаков он только спугнул — и сразу уплыл из озера. С концами. Вы-то зачем идете по его следам? Прославиться решили? Захотелось настоящей добычи… А-а-а-а, ну, конечно.

Младший уже шепчет: слушайте, а может, ну его и пойдем? Так себе была идея, а эта варгиня, похоже, знает, о чём говорит… А глаза-жуки чернявого всё бегают, нет-нет да и взглянет на длинные хлысты-щупальца. Чёрные, гибкие, все в мелкой чешуе…

— Парализующие хлысты — за ними гоняетесь? Что, кто-то в деревне слышал про цены в городах? Тогда тем более уходите. Хлыст — часть скортокса. Что-то вроде отдельного организма, который не теряет связи с хозяином и после отделения от него. Яда становится меньше, так что убить таким касанием нельзя… но если убить самого скортокса — все его хлысты потеряют свойства разом. А отделить щупальце от живого скортокса почти невозможно. Разве что сам подарит.

Гриз медленно, гипнотически медленно снимает с пояса кнут. Разворачивает чёрные, ласково шуршащие чешуёй петли. Шуршик рядом с ней шипит, довольный: скортоксу кажется, что сейчас они — вместе! Со щупальцами! Ух-х…

«Стоять! — взвивается преградой в сознании Шуршуна оплетающая зелень трав. Повилика и вьюнок, и хмель. — Тихо, тихо мальчик, я сама, всё сама, потому что они чужие — но не враги, и никто не умрет сегодня…»

— Скортоксы дарят хлысты только тем, кто им нравится. Вы ему пока что не нравитесь.

— Так ты его попроси, — щурится в ответ старший. — Ты-то ему нравишься, а? Может он нам, ну, скажем, подарит — немножко, с дюжину или чуть побольше. У него-то их немало. И всем хорошо будет.

Гриз не успевает вздохнуть и объяснить, что это так не работает. А остальные из «Людей Камня» не успевают вдоволь набросаться смешками.

Потому что старший добавляет — почти ласково:

— А то, понимаешь ли, мы прибьём твоего терраанта. Клент, ну-к, возьми на мушку земляную девку. Ну что, варг, такое тебе как?

Чернявый Стрелок старательно целится в Хаату, бормочет под нос: «Не шипи, не шипи на своём, отродье, по-человечески говори».

Даарду Хаата кажется застывшей, безучастной. Только пальцы на теле сосны напряглись — вот-вот пустят корни, прямо в кору…

«Уйди, сестра, — вышептывает Хаата чуть слышно. — Лес свидетель, они сами звали свою смерть. Просто уйди, сестра».

— Давай-ка отойди, варг, — подгоняет светловолосый охотник под шепот своего младшего товарища: «Вы чего, ребята, не надо, это же…» — Отойди и дай-ка нам потолковать с этой тварью. Или будь паинькой и попроси у него хлыстов, а то твоему терраанту будет ох, как плохо.

«Уйди, — просит Шуршун изнутри. С яростным шипением выдираясь из зелени единства. — Не мешай мне, не хочу тебя поранить, а я с ними быстро, очень быстро…»

Сумерки рушатся на землю ошалелым прибоем — как шепот, как выбор. Всех на поляне: даарду, охотников и скортокса. Уйди и не мешай, просто уйди и не мешай, всё будет быстро, они сами напросились…

Да, — кивает Гриз коротко и задумчиво. Так просто. Может — даже справедливо.

Потом Гриз Арделл уходит.

В точности как хотели все: охотники, и даарду, и скортокс.

Только вот не в сторону. Не к лесной тропе или кустам.

Гриз Арделл уходит вперёд — рывком, бликом, стремительным росчерком кнута в воздухе.

И время обращается в бешеный танец секунд.

Секунды мельтешат, будто мошки в воздухе. Полыхает вспышка пламени — простейший огненный с Печати старшего мага. Не задевает лица. Второй раз маг ударить не успевает: Гриз захлёстывает правую, выставленную руку кнутом. Смещается, пропускает холодовой удар, вместе с криком «Ах, ты!..»

Кнут свистит, взвиваясь снова, распугивая драгоценные