посадил, ей богу… Да убивать тебя нельзя… А жаль!

— Так давай мы быстренько отдадим какого-нибудь татя упырю, и всё. Казни меня сколько хочешь!

— Погодь, погодь… Надо всё обдумать сперва… Да и татей не видать, пока.

— Хоть бы ещё не наши, не православные души были, — встрял Адашев. — То не так жаль.

— Тьфу на тебя, Алексей Фёдорович!

Царь даже перестал обмахивать себя веником.

— Ты, чай, не упырём укушенный?! Что говоришь, то?! У иноверца тоже душа есть! И сколько иноверцев в нашу веру перешли?! А?! А ты не дашь душе покаяться и правый выбор сделать.

Царь показал сначала Адашеву кулак, потом Саньке.

— Вот я вас! Чтобы без моего ведома… Ни-ни!

— А вдруг что случится со мной?

— Не думаю, чтобы я был первым в списке упыря, — сказал цинично государь. — Да и не пятый, поди. Не ври, что я у тебя самый ближний. Лёкса твоя тебе роднее. Мокша, иные родичи. Даже твоя Варвара… Так, что не ври.

Санька «надулся».

— Хотя и их жалко, — посмеялся царь. — Шучу я, но не до шуток мне. Упырь кого выберет, не известно, а рисковать я не хочу. Закрыть бы тебя в башню, но там ты ещё скорее…

— Я в башне на себя руки наложу сразу, — сказал Санька тихо. — Лесной я человек.

Царь снова прекратил обхаживать себя веником.

— Слышь, Фёдорыч, глаголет то как? Обложился чужими душами, аки стеной! Ни казнить его, ни в крепость посадить! Может, сговорился он с упырём, как думаешь?

— Да, не-е-е… При мне всё было. Нечаянно получилось. Я свидетель…

Он вздохнул.

* * *

Через день царь со своей свитой уехали в Ивангород и Санька вздохнул свободнее. В целом Усть-Луга царю понравилась. Стены и башни, конечно, ещё нужно было возводить выше, а для того остался царский розмысл Иван Григорьевич Выродов.

Санькин друг Барма Постник остался в Москве строить храм в честь взятия Казани. Об этом сказал сам государь. Судя по проекту, закончит он его лет через десять.

Выродов включился в строительство крепости сразу по приезду. А Санька из строительства, по понятным причинам выпал.

— Рассказывай, Иван Григорьевич, чего я не так сделал?

— Так-то, всё так, Александр Мокшевич, но на твои основания надо огромные башни и стены ставить. Столько камня нам и за десять лет не пришлют. Ивангородская крепость сама строится… Ям не рвётся камень ломать.

— Будет у нас камень. Посмотри, сначала, мой проект крепости.

Они сидели в той же банной трапезной, ставшей, за время пребывания царя в Усть-Луге, своеобразным штабом. Александр развернул пергамент с планом крепости на столе, придавив его четырьмя кружками. На углах пергамента уже имелось по несколько характерных, слегка липких, окружностей, но это был «рабочий» план.

— Каменной стена будет только вот до этого уровня, — показал Александр разрез северной стены. — Далее пойдёт монолит.

— Монолит, это что?

— Лить стену будем. Лепить. Как из глины.

Видя молчаливое непонимание на лице Выродова, Санька махнул рукой.

— Я покажу!

Адашев привёз несколько мешков Мокшанского цемента. Остальное должно приехать следом.

Из прошлой жизни Александр знал один парадокс, что если одна лошадь потянет триста килограмм, то две лошади потянут тонну. И ещё, доказал Адашеву и царю, что два коня, запряжённые в одну оглоблю, тянут груз в два раза больший и дальше, чем запряжённые одна за другой… Они с Адашевым даже устроили скачки по коломенской дороге и Санька выиграл. После этого все ямщицкие тягловые повозки переделали под Санькину упряжь, как называли её ямщики.

Для себя Санька организовал в Коломенском конюшенный двор и обучил конюхов объезжать лошадок. За год они подготовили около пятисот пар. За это же время Александр получил прерогативу отбора месячных жеребят, по только ему известным критериям. Их сразу приучали к парной упряжи и управлению длинными вожжами.

Теперь Александр ждал свой тысячесанный обоз со снабжением с особым нетерпением и со страхом. Кормить лошадок и возничих было не чем.

* * *

— Вот, смотри. Берём цемент две части, песок — пять частей, щебень — девять частей. Перемешиваем в этой емкости, закидываем в бочку, добавляем воду, перемешиваем и крутим эту рукоятку. Добавляем ещё немного воды. Крутим. Вываливаем в носилки. Ребята уносят. Давай, давай ребята! Шустрее!

«Ребята» из бригады оборотней подхватили тяжеленые носилки и побежали по деревянному настилу вверх на стену.

— Сюда в бочку заливаем воду, крутим, споласкиваем и тоже выливаем в носилки. Ребята и эти носилки забирают. Забирайте, ребята. А мы пошли следом.

Александр и Выродов поднялись следом за «ребятами», где первая пара уже вылила одни носилки в опалубку стены. Вторая пара вылила цементную воду из вторых носилок в первые, обмыла остаток смеси и смешала с раствором в опалубке.

— Так… Перемешиваем воду с раствором. И так заливаем короб полностью. Можно бутить камнем, если он есть. Становится камнем за сутки. Стену толщиной в локоть никакие ядра не возьмут. Монолит.

Выродов потрогал пальцами уже отлитый участок стены и покачал головой.

— Монолит…

— Можно лить любые формы в зависимости от опалубки. Если залить в бочку, можно вылить колонну. Можно сразу вставить крючья, или петли для дверей. Ты заметил, что ворота мы пока не навесили и арку не возводили? Арку будем лить. Воротные петли должны приехать с обозом. Решётка и подъёмный механизм, тоже.

— Не знаю, для чего я вам? — Почти обиженно спросил Выродов.

— Всё просто, Иван Григорьевич. То, что я задумал, это эскиз, набросок. Я не знаю нюансов строительства. Ты знаешь, так как не одну крепость построил. Я даю тебе инструмент. Не хочешь лить, строй из камня, а цемент без щебня используй, для скрепления камня, как известь. Я вмешиваться в строительство твоей крепости не буду. Делай как хочешь и как знаешь. Мне есть, чем заняться. Согласен, Иван Григорьевич?

Санька протянул ему открытую ладонь. Выродов поскрёб бороду и улыбнулся.

— Согласен.

Глава 9

Санька, после приезда архитектора Выродкова, мог от дальнейшего строительства города отойти и наконец-то перейти к основным своим целям. Предстоявшая война со Швецией и Ливонией предполагала наличие Российского Балтийского флота, который ещё надо было построить.

Уже в тысяча пятьсот пятидесятом году от рождества Христова Россия предъявила Ливонскому ордену ультиматум о выплате Дерптского долга и орден встал перед выбором, либо уходить под руку Речи Посполитой, либо воевать с Русским царём. Как понимал Александр, Россия сама искала повод для отъёма прибалтийских земель и выходу к морским торговым путям, а потому отношения обостряла.

К середине шестнадцатого столетия Тевтонский орден