Она зашла очень далеко. Ной только раз стиснул кулаки, но для человека, редко показывавшего характер, это было очень заметно.

– Извини, – искренне сказала Люси. – Не знаю, что на меня нашло.

Но она точно знала, откуда этот всплеск ярости – из-за страха. Страха за то, что такие жертвы, как Николь Беллоуз, будут забыты. Страха, что последуют другие жертвы и никому не будет до этого дела. Что, если они не найдут убийцу и не посадят его, Николь Беллоуз будет преследовать ее в кошмарах. Но еще хуже – то, что она не сможет остановить насилие.

Ной, ничего не ответив Люси, повернулся к Джейни.

– Где послание?

По лицу Рейд было видно, что ее раздирает любопытство, но она просто ответила:

– В ванной. Увидите сразу.

Ной первым вошел в маленькую ванную. Двоим там было не развернуться, так что Люси пришлось подождать. Выйдя, Армстронг сказал:

– Я позвоню начальству.

Он вышел из номера мотеля, не глянув на Люси. Она вошла внутрь. У покрытой потеками и пятнами крови раковины умывальника-стойки не было края. Внутри потрескавшейся раковины лежала крупная крыса, мертвая и выпотрошенная. Кишки несчастной твари были наполовину выпущены и лежали кровавым комком. Изуродованная крыса сама по себе была отвратительна. Но ее кровью было написано послание на старом потрескавшемся зеркале.

Взгляни, как бегут шесть мышек слепых

За фермершей следом, которая им

Хвосты отрубила ножом кривым[7].

И тут Люси увидела, что у крысы отрублен хвост.

Люси не обращала внимания на ошивавшихся вокруг мотеля людей, хотя за те пятнадцать минут, что они осматривали номер 119, их количество возросло.

Ной отошел поговорить со Слейтером, и Кинкейд надеялась, что он не окончательно разозлился на нее.

Ты не должна была так на него набрасываться.

Ной всегда помогал ей, становился на ее сторону, даже когда ее идеи шли вразрез с протоколом. Ему не были безразличны жертвы, но своего сочувствия он напоказ не выставлял, как она.

Шесть слепых мышек.

Где эти шесть жертв? Николь была первой? Последней? Будут ли еще жертвы?

Взгляни, как бегут шесть мышек слепых.

Люси изучала всевозможные типы преступников как в курсе криминальной психологии, так и самостоятельно. Жизнь много раз ставила ее лицом к лицу со злом: ее кузину убили, когда ей было семь лет; ее братья и сестры, служившие в силах правопорядка, откровенно рассказывали о своей работе; в восемнадцать лет ее изнасиловали. Затем – десять лет обучения и стажировки по изучению преступлений и преступников. У нее был дар – или проклятие – залезать в голову как убийце, так и жертве.

Этот убийца кого-то дразнил, но вряд ли послание было адресовано полиции. С его стороны это была почти сокровенная мысль, какая-то очень личная насмешка.

Шесть слепых мышек.

В детском стишке было всего три мышки, так что число шесть имело особенный смысл: сигнал полицейским или угроза. Крыса могла символизировать жертву. Которая о чем-то проболталась полиции. Детский стишок песенкой звучал в голове, и смысл его был издевательским. Зачем было отрубать крысе хвост?

Люси пропела про себя песенку.

Взгляни, как бегут три мышки слепых!

За фермершей следом, которая им

Хвосты отрубила ножом кривым.

Случалось ли видеть глазам твоим

Трех мышек слепых?

Может, хвост имел какой-то особый смысл для убийцы? Или он отрубил его из-за песенки? Планировал ли он убить крысу, принес ли ее с собой, или это была импровизация? Хотел ли он сбить копов со следа, скрыть мотив?

Убийство не казалось Люси серийным, хотя она не могла объяснить почему. Изнасилования нет. Признаков взрыва ярости нет. Чистое убийство, послание. Если понять, почему убили Николь Беллоуз, они выйдут прямо на убийцу, в этом Люси была уверена.

Убийца не насиловал свою жертву. У них мог быть секс по обоюдному согласию, и Люси хотела поехать в морг, чтобы сразу получить любую потенциальную улику. В расследовании убийства это всегда было критическим фактором.

Ной подошел к Люси.

– Не спорь со мной на людях.

У Кинкейд похолодело в животе. Он все еще злился на нее. Надо было это исправить.

– Мне очень жаль, правда. Я не должна была такого говорить. Я знаю, что тебе не все равно, я не должна была тебя обвинять…

– Это неприятно, – просто ответил он, затем продолжил: – Ты сказала детективу Рейд, что мы можем взять это дело. Это не тебе решать. – Ной был суров. – Запомни – я агент ФБР, ты – только аналитик. – Армстронг говорил правду, но никогда он не бывал так резок. Он всегда обращался с нею как с напарницей, а не с новичком.

– Я понимаю, – сказала она, надеясь, что в ее голосе не будет слышно обиды.

– Ты будешь держать связь между Джейни Рейд и мной. Хотела – получила. Если что-нибудь будет указывать на серию, на подтвержденные ориентировки, мы пересмотрим ситуацию и официально примем участие в расследовании. Но сейчас это дело муниципальной полиции, а мы просто наблюдаем.

– Спасибо.

– Не благодари меня. Джош Стейн хочет убрать тебя из следствия по делу Венди Джеймс, а это единственный способ не сажать тебя на цепь за рабочим столом на следующие три недели. Я поговорю с детективом Рейд и проверю, согласна ли она с таким вариантом.

Он отошел и тихо заговорил с Джейни.

Люси очень хотелось отыграть все назад. Она хотела работать не с полицией, а с Ноем. Она уже столькому от него научилась, и с каждым днем ощущала себя все более подготовленной не только к поступлению в академию, но и к работе агента. Когда у них было затишье, Армстронг рассказывал ей, чего ожидать во время учебы, открывал некоторые ухищрения, с помощью которых можно было обойти бюрократию… Да, ее невестка была инструктором на базе Куантико и тоже очень помогала ей, но Кейт была новобранцем пятнадцать лет назад. Сейчас иные времена, другая программа. А Ной закончил обучение меньше четырех лет назад…

Их дружба начала трещать по швам, и виновата в этом была Люси. Она должна была как-то загладить промах.

Джейни и Ной подошли к ней.

– Добро пожаловать в команду, – сказала Рейд. – Агент Армстронг говорит, что ты остаешься работать со мной, и я рада помощи – пусть и временной, ты же прикомандирована, верно? Он говорит, ты из управления шерифа округа Арлингтон?

Кинкейд кивнула, жаждая узнать, что Ной рассказал о ней Джейни.

– Да, я работала там год назад.