— Холодно… — стуча зубами, пожаловался Сорг и тут же добавил: — Вот погоди, вернёмся назад, мой отец устроит трёпку этим стражникам. Он смотритель воздуховода нашей улицы и может обойтись с ними подобающим образом.

Кайл молча отодвинулся.

Действительно было холодно, а разговаривать дальше не хотелось. Он отвернулся и обратил взгляд на панораму окрестностей.

В чёрных небесах царили мириады ярких звёзд. Голубой, испятнанный белесыми разводами серп холодного ночного светила висел над самым горизонтом, пугая своей близостью. Кайлу казалось, что если долго и пристально смотреть на огромный ущербный диск, то на его поверхности можно различить смутный рисунок каких-то контуров.

От таких мыслей в памяти вдруг всплыли обрывочные воспоминания, которые относились к недолгой школьной поре.

…Детство у Кайла было трудным. Своих родителей он не знал. Такое не редкость в самых низших слоях общества, где социальные связи непрочны, а союзы носят временный и эгоистичный характер.

Город, в котором вырос Кайл, строился в иные, лучшие времена. Его современное пространство оказалось чрезмерно большим для существующего населения, и поэтому обжитых районов было всего три, а всю остальную площадь под каменным козырьком занимали кварталы давно покинутых, медленно разрушающихся зданий.

Там и родился Кайл. По крайней мере, его первые осознанные детские воспоминания относятся именно к такому разорённому, ввергнутому в хаос району, где среди остовов давно покинутых зданий жили в основном мелкие грызуны, бродячие скварги[5]да редкие люди из числа опустившихся до полной нищеты.

Лет до десяти-двенадцати мальчик рос абсолютно диким образом. Он с трудом говорил, вёл себя, как зверёк, питался чем попало, не брезгуя четвероногими обитателями подземных коммуникаций города, которые зачастую являлись основным блюдом его рациона.

Конец такой жизни положил патруль, совершавший обход заброшенных городских территорий. Кайл в то время имел свои понятия о комфорте и уюте — он вовсе не желал, чтобы его куда-либо забирали из хорошо знакомых, обжитых руин, но начальник городской стражи рассудил по-своему. Уже много позже Кайл узнал, что правительница их города издала в тот период специальный указ, обязывающий патрулей отлавливать бездомных детей и отвозить их в специально организованные приюты.

Следующий отрезок жизни Кайла длиной в семь стандартных городских лет походил на медленное прозрение.

Мир, оказывается, не ограничивался грязными, замусоренными руинами давно заброшенного квартала. Мальчик научился не только правильно говорить и не дичиться других людей, но с грехом пополам ещё читать и писать, что в определённый момент показалось его учителям чуть ли не чудом, — ведь оборвыш, когда его привели в приют, был вполне сформированным жизнью зверёнышем, едва выговаривающим несколько бранных слов.

…Мысли Кайла прервал толчок в плечо.

Он поднял голову и увидел воина, который указывал ему на телегу и распластанную рядом верёвку, давая понять, что короткий отдых окончен.

Вздохнув, он поймал губами патрубок дыхательного аппарата и покорно встал. В отличие от своего напарника, он не видел ничего зазорного или неправильного в том, чтобы тянуть эту телегу через перевал, ведь в конце концов полученным из особого сорта реголита воздухом будут дышать все, в том числе и он сам, но как хотелось двадцатилетнему юноше оказаться на этих мрачных перевалах, озарённых голубоватым светом ущербного диска иной планеты, не как тягловому рабочему, а как вольному исследователю, искателю приключений, который ничем не связан и может отправиться в любую сторону, куда угодно, сам выбирая свой путь.

Кайл ещё не знал, что спустя некоторое время он будет со смертной тоской вспоминать эту самую верёвку и телегу на ажурных колёсах с тонкими спицами, которая невнятно громыхала за спиной, подскакивая на камнях, и воинов, идущих по бокам обоза, и даже своего неприятного напарника с его глупыми обидами и мелко дрожащими губами…

* * *

По ту сторону окольцовывающих кратер гор тянулись всё такие же унылые, безжизненные ландшафты.

Небольшой обоз спускался руслом давно исчезнувшей реки. Кайл никогда бы не поверил, что раньше по поверхности Нового Селена могла спокойно течь вода, если бы не встречал на своём пути такие вот яркие, живые свидетельства процветавшей тут некогда жизни.

Однажды он даже видел деревья.

…Это случилось во время его второго выхода за шлюзовые ворота города. Кайл в ту пору заканчивал обязательную для всех городских жителей школу первой ступени. Ему уже исполнилось семнадцать лет, и он ощущал себя вполне взрослым человеком.

Однажды вечером в комнату, где Кайл жил с девятью своими сверстниками, вошёл учитель. Этого пожилого сухопарого человека по имени Домг Кайл обещал себе помнить всю жизнь. На этот раз добрый старик был чем-то крайне возбуждён.

— Собирайтесь, сегодня нам не придётся спать! — азартно заявил он, пробудив самый непосредственный интерес обитателей комнаты. — Люди из охраны прибывшего каравана сообщили мне, что видели неподалёку от города холмик особой формы. Я думаю, что это ископаемый лёд, который не растаял из-за того, что занесён толстым слоем реголита. Мы возьмём лопаты и попробуем добраться до него. Я уже получил разрешение на выход из города. Живее, мальчики, собирайтесь, если мы выйдем немедля, то успеем исследовать холм до захода солнца.

— А если там и вправду лёд? — спросил у учителя Кайл.

— Тогда мы сможем гордиться сделанным открытием, — потрепав его по голове, произнёс Домг. — Во-первых, вода жизненно необходима всем нам, а лёд — это и есть вода, только в иной физической форме, а во-вторых, замёрзший ледник может содержать в себе остатки древней жизни, которая, как я вам рассказывал, процветала на Новом Селене много тысячелетий тому назад, ещё до Ярости Неба.

Во время той прогулки Кайл и увидел деревья.

Под полутораметровым слоем реголита действительно скрывался ледяной панцирь, и в него были вморожены странные почерневшие образования, похожие на скелеты фантастических существ со множеством рук.

Когда ученики закончили копать, старый преподаватель поднялся на край ямы и сдёрнул чехол с принесённого с собой предмета. Им оказался серебристый прямоугольный лист какого-то металла — скорее всего, фрагмент обшивки или защитного кожуха, снятый с разрушенного временем механизма.

Никто не успел поинтересоваться, зачем учитель прихватил с собой этот лист. Домг посмотрел на сползающее за близкий горизонт солнце и повернул своё нехитрое приспособление так, чтобы лучи, отражённые им, упали на дно ямы.

Зрелище, открывшееся глазам, потрясло Кайла до глубины души.

Толща льда была слоистой и мутной, но всё равно свет проник метра на три в глубину и в стороны, вырвав из тьмы фрагмент прошлого: почерневшее дерево с корявыми ветвями, похожими на руки, чёрный трупик птицы у его основания, пару пожухлых, скорчившихся листьев, чудом сохранившихся на кончиках самых тонких ветвей…

Предупреждение было излишним. Бледные лица Регрона и Аргел а говорили сами за себя.

В этот момент раздался гул, затем протяжное шипение, и двери резко разъехались в стороны, открывая доступ в тесную кабину подъёмника.

* * *

Пилотов оказалось двое. Они сидели в странных, снабжённых непонятными механизмами креслах перед скошенными панелями, на которых перемаргивались десятки крошечных огоньков. Выше располагались экраны обзора, но в первый момент и Аргел и Регрон приняли их за обыкновенные окна.

Аргеландер стремглав кинулся к правому пилот-ложементу, а Регрон к левому.

Вся ненависть, безысходность рабских будней, страх, отчаяние и призрачные надежды выразились в коротких звуках яростной борьбы.

Аргел попросту задушил пилота, а когда понял, что его руки сжимают ослабевшую шею, которая уже не держит голову с вывалившимся изо рта посиневшим языком, его тут же замутило. Отпрянув прочь, он согнулся, не в силах справиться с собственным организмом.

Гоум, взглянув на юношу, приказал более стойкому Регрону:

— Убери тела из рубки и закрути штурвал на дверях. Мне нужно время чтобы разобраться в управлении.

В недрах корабля грохотали механизмы. Машины продолжали свою работу, и никто из охранников или рабов, находящихся на дне кратера, не мог заподозрить, что корабль в эти минуты уже перешёл в иные руки.

Старик Гоум сел в глубокое кресло за пультом управления. Хорошо, что память не подвела его, иначе он ничего не смог бы сделать без тех книг, что остались в его далёком оазисе, который, возможно, уже разграблен бандами кочующих по равнинам изменённых.

Он долго и пристально смотрел на огоньки, читал символы под яркими искрами, всматривался в знаки, что периодически появлялись на небольших выпуклых экранах, а затем его руки легли на ряды кнопок, расположенных друг над другом.

Аргел к этому времени уже пришёл в себя и стоял за высокой спинкой противоперегрузочного кресла, наблюдая, как пальцы Гоума касаются маленьких квадратиков с нанесёнными на них символами, одновременно вслушиваясь в невнятное бормотание старика, который, нервничая, повторял вслух команды, что передавали его руки исполнительным системам огромного серва.

— Старая навигационная система… Они её не тронули… Так… хорошо… Значит, я смогу включить устройства автопилотов.

Гоум на некоторое время прекратил манипуляции, застыв, будто изваяние, пока в недрах приборных панелей шли таинственные инициированные им процессы… и вдруг на одном из экранов возникла та схема, которую старик называл картой. Справа осветился ещё один экран, за ним третий, четвёртый…

У Аргела перехватило дыхание. Он видел шарики планет, окружённые искрящейся бездной, их вид завораживал взор, но ничего не говорил разуму, зато Гоум пришёл в неописуемый восторг:

— Подумать только!.. Это же наша Солнечная система!.. Здесь есть курсы, разработанные для полёта к Владыке Ночи и посадки на его поверхность!..

— Древние системы работают? — осторожно осведомился Аргел.

— Ещё как, — не в силах скрыть охватившего его восторга, ответил Гоум. — Корабль, конечно, доведён до безобразного состояния, но я думаю, что бортовые сервы быстро приведут его в порядок. Люди Кол Адра использовали только ручное управление, они не смогли разобраться в автоматических функциях. Сейчас я покажу тебе путь к свободе, Аргел, дай только понять, где здесь расположена система энергетической защиты и пульт управления оружием…

Старик повернулся вместе с креслом, и его пальцы вдруг с уверенностью забегали по маленьким, подсвеченным изнутри квадратикам.

— Я много раз читал книгу про древние корабли, выучил её наизусть… мне кажется, что я знаю тут всё… до последнего сенсора.

Скрежет, доносившийся из недр корабля, внезапно стих, и на экране появилась мигающая предупреждающая надпись:

Свёрнут автоматический рудодобывающий комплекс. Идёт процесс герметизации корпуса. До включения защитных экранов осталось десять секунд… девять… семь…

…На глазах изумлённых рабов и стражников корабль торговцев вдруг прекратил загрузку, втянул технические аппарели, и внезапно его охватило зеленоватое мерцание энергетической защиты.

Ещё минута, и исполин бесшумно поднялся над кратером, взяв курс в сторону безжизненных вулканических равнин.

Судя по отчёту бортовых систем, он нуждался в серьёзном ремонте, а для этой длительной, кропотливой операции, по мнению Гоума, следовало найти подходящее убежище в каком-нибудь из небольших кратеров, где их не смогут разыскать другие корабли Кол Адра, которые, несомненно, будут отправлены в поиск.

Побег состоялся. Теперь, отремонтировав пострадавшую от времени и небрежной эксплуатации обшивку корабля, можно было…

Гоум, наблюдая, как проваливается вниз кратер реголитных копей Кол Адра, усилием воли заставил себя сосредоточиться на управлении и не думать сейчас о тех перспективах, которые внезапно открылись ему на закате жизни.

Он был счастлив и испуган одновременно.

* * *

Пыль, клубящаяся в глубокой тени крутого склона, постепенно начала оседать.

Породившее её движение было несколько минут назад остановлено властным взмахом руки, и теперь юный предводитель отрада изменённых пытливо вглядывался в кристально чистую даль, где уходящее за горизонт солнце ярко высвечивало огромные овальные проёмы, искусно врезанные в горную породу противоположного склона кратера.

Перед ним по ту сторону равнины лежал Регул — город, где он родился и вырос. Сейчас глядя, как на огромные панорамные окна медленно опускаются защитные бронежалюзи, он с досадой понял, что опоздал всего на несколько часов.

Ненависть к человеку, который одним властным жестом руки разлучил его с Юноной, обрёк на муки рабства, тщательно упрятанная в глубине души, внезапно и болезненно вырвалась на волю, исказив черты его лица моментальной гримасой гнева.

С той поры, как он в последний раз видел освещённые закатом иззубренные пики кратера Регул, минуло два года.

Теперь он вернулся сюда, но не один — радом стояли другие изменённые, а за склонами кратера до поры скрывался корабль, которым управлял Гоум.

Городская стража неторопливо опускала бронежалюзи, готовя город к долгой ночи.

Ждать дальше не было смысла.

— Сервам — вперёд! — резко, с хриплым придыхом скомандовал он. — Сбить стражу и захватить метательные машины!

* * *

Шлюзовая стража, в отличие от горожан, совершавших вылазки за пределы Регула, была экипирована намного лучше: вместо тканевых балахонов, пропитанных герметизирующим составом, — эластичные, бронированные кольчуги.

Если взглянуть на воинов, вращающих рукоятки древних механизмов, а затем быстро преодолеть взглядом десяток километров и сравнить их с бросившимися в атаку изменёнными, то могло показаться, что наблюдаешь представителей двух абсолютно разных цивилизаций, между которыми осталось лишь сходство в анатомическом строении тела.