Открыв следующую раковину, Лоренцо положил устрицу в рот, ожидая продолжения фразы. Он был готов к непростой беседе, но не учел, что нежная мякоть моллюсков на языке в сочетании с возбуждающей близостью темноглазой женщины превратит для него вечер в изощренную пытку. Однако он был на верном пути к намеченной цели.

— Так что ваш отец? — Он надеялся, что голос не выдал волнения. — Расскажите о нем.

— Долгая и неинтересная история, поверьте мне. — В тихом голосе Сары звучали ноты безнадежного отчаяния. — Семейные истории одинаково скучны. Бесконечные вариации на одни и те же темы.

Лоренцо достал следующую раковину. Многие считают, что открыть устрицу непросто, но для опытного Лоренцо это не составляло труда. Он нашел маленькую щель в створках и вставил кончик ножа.

— Что же за темы? — стараясь скрыть заинтересованность, спросил он.

— Боль утраты, сожаление, чувство вины…

— Вы любили его?

Наступила ночь. Дом затих. Темнота за стенами храма сгустилась. Месяц поднялся высоко; его уже не было видно в проеме двери. Они остались одни в целом мире. Сара посмотрела на Лоренцо; и в ее глазах он увидел море печали.

— Да, я любила его, — едва слышно сказала она.

Лоренцо налил еще шампанского. Бутылка звякнула о край бокала — у него дрожали руки. Надо собраться, он почти у цели.

— Откуда же чувство вины и сожаления? — Он сделал глоток и откинулся назад: «Не торопить ее, не дать почувствовать угрозу».

— Он не знал, как я любила его. Это моя вина.

Лоренцо заставил себя сделать еще глоток.

— Сколько вам было лет, когда он умер?

Сара сидела очень тихо. Тяжелый локон упал на лицо, блеснул в мерцании свечей полированной медью.

— Мне было пять.

— Как Лотти. — У Лоренцо неожиданно сжалось сердце.

— Да, — прошептала Сара.

Он опустил бокал, протянул руку и убрал локон с ее лица.

— Это непосильный удар для ребенка. Почему вы думаете, что могли изменить что-то?

— Он покончил с собой.

— Бедная девочка. — Слова сами слетели с губ Лоренцо. Ему хотелось взять в ладони ее лицо, поцелуем разгладить морщинку на лбу между красиво очерченными бровями. Он сдержал себя. Надо заставить ее говорить, чтобы перевести разговор на книгу ее отца. Она сидела с опущенной головой, обхватив себя руками.

— Если бы я больше… не знаю. Может, он не сделал бы этого, — продолжала она задумчиво. — Он написал книгу — главную книгу своей жизни, и посвятил ее мне. Он написал, что я составляю смысл его существования. — Сара замолчала, потом коротко усмехнулась: — Вскоре после этого он, вероятно, передумал. Или я перестала быть смыслом его жизни.

Лоренцо замер. Сейчас он должен был бы сказать: «Я знаю о книге», но не мог. Перед лицом ее отчаяния, страдания, неоправданного чувства вины все отступило, даже права на экранизацию больше не имели значения.

— Вы не должны винить себя, — тихо сказал он. — Ваш отец был взрослым человеком со своими проблемами, о которых мы не знаем, и личной трагедией, заставившей его оборвать жизнь. Когда существование становится невыносимым, человек не отдает себе отчета в поступках или их последствиях.

Сара медленно подняла голову и посмотрела на него.

— Жаль, что я не могу поверить.

Ее голос был странно ровным, но, заглянув в глаза, он понял, что смотрит в темную глубину ее сердца, хранившую тайну женщины. Тайну, которую он хотел узнать. А еще он очень, очень хотел помочь.

— Ваша обида понятна, естественна, — сказал он мягко и попал в цель.

Она встрепенулась, откинулась на скамье, подобрав ноги и обхватив их руками, сказала, глядя в темноту:

— Я мало знала его, мы были вместе очень короткое время, у меня почти не осталось воспоминаний. Грешно отравлять память о нем обидой.

— Это чувство естественно. Отсюда и бремя вины, не так ли? Не потому, что вы вините себя — ведь вы вините его?

— Немного. Когда мама вышла замуж за Гая, я иногда хотела, чтобы он был моим родным папой, потому что он умел быть настоящим отцом — щедрым, заботливым. Он называл Анжелику принцессой. Наверное, я сама виновата: в отличие от солнечной, жизнерадостной Анжелики, я была на редкость застенчивым, неуклюжим ребенком.

— Вы — дочь своего отца. Он любил вас такой, какая вы есть.

Сара нахмурилась, потом улыбка тронула губы.

— Этого было недостаточно, — сказала она с грустной иронией.

Лоренцо вздохнул, наклонился, чтобы достать из корзинки кусок свадебного торта.

— Дети не отвечают за то, как складываются отношения родителей. Ведь Лотти не виновата, что ее отец не остался с вами?

— Нет, нет. Это тоже моя вина. — Она сделала попытку рассмеяться. — Я всегда была скучным собеседником, но сегодня превзошла себя. Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

Прежде чем он понял, что делает, Лоренцо взял в ладони ее лицо и большим пальцем стер со щеки влажный след от слезы.

— Мы будем есть торт, но не сменим тему, пока вы не поймете две вещи: первое — отец Лотти ушел не из-за вас, и это даже не его вина. Это его потеря.

Сара на мгновение закрыла глаза. Он ожидал, что она будет спорить, но она молчала. Может быть, он добился своего: она верит ему, слушает его.

Лоренцо подцепил ложкой кусочек торта и поднес к ее губам. Она покорно, как ребенок, открыла рот. Он кормил ее с ложки, изнемогая от желания поцеловать сладкие губы.

— Второе: вы не скучная. Вы из числа самых сложных и интересных собеседников, которых я встречал за последнее время.

Ночь окутала сад романтической вуалью, в золотом сиянии свечей храм стоял как заколдованный остров в море тьмы. Он слышал дыхание сидящей рядом женщины, ее грудь мерно вздымалась. Лоренцо заставил себя не думать о ее груди.

— Сара, — произнес он тихо, как будто пробуя имя на ощупь. — Красивое имя.

— Не такое красивое, как Анжелика. — Она слабо улыбнулась.

— Совсем другое. Имя дал вам отец?

Сара покачала головой. Волосы снова блеснули медью в неверном свете свечей.

— Нет, мать. Сестре она дала имя Анжелика. — Голос звучал сонно. — Мама любит ангелов.

Сердце Лоренцо сжалось от внезапного озарения.

— Вас зовут Серафина, — прошептал он.

Она кивнула и закрыла глаза.

— Но это имя мне не подходит, я не заслуживаю его. Все зовут меня просто Сара.

Лоренцо положил ее голову себе на плечо. Прильнув к нему, она глубоко вздохнула и не отстранилась, когда его рука коснулась волос. В тишине ночи слышно было ее ровное тихое дыхание. Всем существом он ощущал округлые женственные формы тела с легким запахом мыла и свежести. Нежно и ритмично Лоренцо продолжал гладить ее волосы. Ничего, что Сара спала. Он чувствовал, это нужно. Нужно ей.