– Там… там такое! Помните Соломона Моисеевича?

– Соломона? Ну конечно помню, мы с его отцом до сих пор дружим. Он тоже, кстати, к нам перешел из института. А что Соломон? Он же у нас – светлая голова!

– Так он… он девочку изнасиловал. Он – мразь, а не светлая голова! – заплакала вдруг Раиса, не выдержав нервного напряжения.

– Ну что вы, Раиса? Это все… это… – сбивчиво начал Семен Ильич, – это, Раиса, как бы вам сказать… Бред какой-то. Он же наш идейный товарищ! Так?

– Что вы хотите сказать, я вас не понимаю? – Раиса привстала со стула.

– Что мы все должны держаться друг друга. Помогать… так сказать.

– Семен Ильич, да как же вы можете?

Семен Ильич продолжал говорить, опустив глаза и нервно сжав ручку:

– Вместе мы – сила! Вы же знаете. А вы, вместо того чтобы защитить боевого друга, слушаете какую-то женщину! Деревенщину!

– А откуда вы про женщину знаете? – Раиса вся напряглась, понимая, что преподаватель в курсе всего.

– Я не знаю, я просто так сказал. Вы, Раиса, глупо себя ведете. Соломон Моисеевич хочет с вами поговорить, кстати. Он мне звонил сегодня утром. На него просто наговорили злые языки. За танцы.

– За какие танцы?

– За те, что вы, Раиса, устроили в храме, спровоцировав местных. Прежде чем такую глупость делать, могли бы посоветоваться со старшим товарищем, с Соломоном, например. Он бы никогда такого не допустил! – Сказав это, Семен Ильич ударил по столу ладонью. В кабинете раздался глухой противный звук.

Раиса вышла из кабинета, так и не попрощавшись с бывшим преподавателем. Вечером она села в поезд и поехала в деревню, купив на вокзале гостинцы для Ксюшеньки, чтобы хоть как-то ее утешить. Ей не терпелось увидеть девочку и попросить у нее прощения. За то, что она, Раиса, так глубоко ошибалась во всем, за то, что она не смогла разглядеть истинной сути людей и всех этих надуманных идеологий, за то, что допустила такую трагедию и даже ей способствовала.

Через месяц Соломона перевели в Москву на повышение. Раиса написала заявление об уходе из партии и устроилась работать на почту. Через год у нее родилась дочь. Дочку Раиса крестила в местном храме вместе с Петром Сергеевичем, который до сих пор является ее духовным отцом.

Жак снимал Оксане дорогой пентхаус в самом центре Москвы. К своим шестидесяти годам он успел создать антикварный бизнес в Швейцарии, развестись с несколькими женами и даже стать депутатом в одном из округов Франции, где Жак был очень уважаемым человеком. Была у него одна лишь слабость: он всегда влюблялся в молоденьких девушек, как правило, студенток, большинство из которых было моложе его дочерей. Да и чувства эти начинались как отеческие (Жак вначале хотел позаботиться о девушках, помочь им чем-то), а потом уже перерастали в нечто большее, желанное для Жака. Девушки сначала противились ухаживаниям старика, но со временем соглашались, отплачивая таким способом Жаку за его заботу и покровительство. Он же не возражал, хотя и смущался своего возраста. Но что поделать – несуразна и неказиста человеческая жизнь в своих проявлениях, особенно с возрастом. Внешне Жак был некрасив: его седина разбавлялась ярко выраженной лысиной, а толстый живот свисал как у беременной женщины на позднем сроке, щеки болтались как у бульдога.

Но его внешняя несуразность с лихвой компенсировалась его щедростью и легкостью в общении. Жак был позитивным человеком. И девушки видели в нем доброго старика, с милыми слабостями, которым они потакали.

Оксана, студентка второго курса МГИМО, которой недавно исполнилось восемнадцать, познакомилась с Жаком случайно в Третьяковской галерее. Попала она туда по приглашению подруги. Жак презентовал там одну из картин современных художников, которую он подарил музею. Когда он назвал ее стоимость, у Оксаны перехватило дыхание – таких денег она не то что не держала в руках, а даже и не мечтала их заработать. Приехав в Москву из украинской провинции, она мечтала лишь о том, как бы «зацепиться» в Москве – купить однушку где-нибудь в пригороде со временем и выйти замуж за москвича.

Жак подошел к Оксане, как только ее увидел, и заговорил на русском языке с легким акцентом:

– Здравствуйте, милые девушки, позвольте показать вам эту картину. Это творение, не побоюсь этого слова, написано молодым, но очень прогрессивным художником Станкевичем! – И Жак мило улыбнулся.

– Ух ты… а как она называется? – спросила Оксана, немного сконфузившись. Она не ожидала, что на нее обратит внимание такой человек. Вокруг них столпились фотографы, и Оксана впервые в своей жизни попала в объектив камер.

– Она называется «Вишневый сад».

– Так, а где же тут вишни? – спросила Оксана. – Тут же все в каких-то красках и мазках.

– Это постмодернизм, моя леди, тут все не так просто – не всегда то, что вы видите, соответствует сути.

– Извините! – окончательно смутилась Оксана и покраснела.

– Ничего-ничего, я сочту за честь объяснить вам, что такое постмодернизм, вы только дождитесь конца презентации.

И она дождалась. Жак долго водил ее по Третьяковке, показывал различные картины, а потом пригласил в ресторан поужинать. Оксана согласилась. Она до сих пор не могла прийти в себя – в своей жизни она не общалась с людьми такого уровня. Ресторан был одним из самых дорогих в Москве: Оксану с двух сторон окружили официанты и все время стояли за ее спиной. С одной стороны девушке было неловко, но с другой – все это льстило ей. Сумма, потраченная Жаком за ужином, превышала всю ее стипендию за пять лет. В конце ужина Жак протянул Оксане ключи от пентхауса и ненавязчиво предложил:

– Прошу вас взять ключи от этой квартиры, чтобы там теперь жить. Это мое предложение вам, только поймите его правильно и не прогоняйте брошенного всеми старика. – Жак опять мило улыбнулся и немного покраснел. – Я буду вам отцом, другом и защитником.

– Я… я подумаю, – прошептала Оксана и взяла ключи.

Она не ожидала такого предложения. Но Жак его сделал так искусно, что Оксана даже не успела подумать. Так просто ломаются люди, так просто ломаются человеческие судьбы. И через день Оксана переехала из своей комнаты в общаге в один из самых дорогих пентхаусов Москвы.

Жак приходил к Оксане пару раз в неделю. Сам он жил в соседнем доме – не хотел, чтобы его друзья знали об Оксане. Лишние слухи были ему не нужны. Обращался он с Оксаной хорошо – покупал ей дорогие подарки, лучшую в Москве одежду, а на содержание давал несколько тысяч долларов в месяц. Оксане хватало на всё трети этой суммы, оставшиеся деньги она откладывала на квартиру, что-то высылала родителям.

Наступило лето. Оксана успела привязаться к Жаку – конечно, не как к любовнику, а скорее как к отцу. Но так или иначе, что-то их породнило и Жак уже думал о том, не забрать ли Оксану с собой в Швейцарию, иногда он даже думал о ребенке от нее. Помимо женщин, Жак очень любил детей. Оксана планировала совместный отпуск: