class="v">какой-то живой и влажный шорх

в веселых потемневших листьях,

1030. громадные и сложные маневры

угрюмо-быстрых

оттягивающихся облаков;

1031. мокроволосый —

(то нет его, то — вот он!

как юный расшалившийся ныряльщик,

такой веселый белозубый мальчик…)

мокроволосый запах свежей краски

от осторожно снова всех раскрытых окон;

1032. бессмысленно-уютная возня

в связи с добротно-старым

гвардейски-натюрмортным самоваром

(грудь — колесом; здесь — блик,

тут — тень нежнейшей вмятинки у горла…) —

1033. с Подкладываньем щепочек да шишек,

1034. с ревнивым

чередованьем Подмастерьях Прав —

как, например, «раздуть мехи у горна»

(и всякий раз шум, искры, едкий дым,

свалившийся сапог…);

1035. с Разнюхиваньем Трав,

с впаданием в безудержный излишек

бузливо-дегустаторских затей

(как в детстве, или после долгих трудных дней…

со смешиваньем липтона и липы,

а к бергамоту — мята и жасмин);

1036. и с Пальцев Обжиганьем

о вентиль краника

(«Ну, здравствуй, Буратино, —

а где ключа другая половина?..»)

с Хватаньем

за мочку уха и сладостно-мгновенным в нее

Переливаньем

из подушечек пальцев — глянцевого жара;

1037. вся — повторим,

вся эта сложная возня у самовара,

весь этот антураж, флер, аромат и дым,

свернувшийся в калачик дом,

влажный свет сквозь дебри вечереющей сирени —

все это вдруг, расширившись, исчезло

1038. и оказалось, что на сцене

уже давно идет прогон

с каким-то важным, нервно-радостным, сквозным,

приподнято-широким разговором,

который (как и любой из наших —

с середины)

нечаянно открыл

1039. благожелательный и разомлевший Крыыл:

1040. «…вот это — избранное из жизни,

из рутины —

чудесно…

живешь для нескольких минут,

для, в сущности, мгновений…»

1041. «давай, давай», — лениво отозвался Марабуш,

— «давай, дерзни, попробуй, поднимись

до мертвых философских обобщений…»

1042. «нет, правда, здесь сегодня — чудно, славно,

1043. но вы, как вас хватает

на полное собранье сочинений?

на ежедневное, поглавно,

со сносками, с петитом примечаний…

1044. что, надо быть особой породы?

иной закваски?»

1045. «так называемые малые привязки», —

1046. покуривая, уточняет Марабуш

(невозмутимый Секретаршин муж,

так именуемый благодаря

одной прелестной

случайно-точной Лениной ошибке,

всех так ужасно насмешившей

потом —

она считала марабу и птицу-секретаря

за одно и то ж…

но оказалось, что, действительно, похож

на сей гибрид, на этот вот фантом…)

1047. «так называемые малые привязки», —

покуривая,

уточняет Марабуш, —

1048. «и именно: „с петитом примечаний“».

1049. «большие радости и малые печали…

я понимаю…

тут нужна сноровка;

но любить их можно только

от — безнадежности,

и слово „малые“ — подгонка, подтасовка,

оптический самообман,

они — не малые,

они —

1050. ничтожные, ничто… их нет!

нет, правда, я не понимаю,

какой-то бред…

1051. считается, что, коли взять, ну, например, экран

не пятьдесят один,

а уж шестьдесят семь в диагонали —

то это — верх! отпад! и мы — в финале!

а в телевизоре все тотженький сюжет:

мир увлечений, жизнь растений,

стодвадцатьтысячношестой чемпионат

по фут-ганд-баскет-волейболу,

или о том, как вырастить салат,

а также, почему подросток бросил школу,

как следует теплить, солить, селить…»

1052. «тут надобно любить», —

заметил Марабуш негромко и серьезно.

1053. «ты это любишь?»

1054. «что-то я люблю…»

1055. «ну да, конечно, ведь, другого не дано!»

1056. «а я, вот, тоже не люблю кино», —

вдруг неожиданно включилась Секретарша,

1057. которая до этой минуты

как бы не замечала разговор

вся — погруженная

в какой-то свой таинственно-опрятный перебор,

но вот —

1058. обревизованный захлопнут сундучок,

она берет стакан,

глядит на Крыыла сквозь стакан

1059. (тот видит циклопический зрачок) —

1060. «порою чувствуешь себя так неуютно…

особенно, когда там крупный план —

красивые актеры,

огромные их лица и фигуры,

огромны страсти, слезы, разговоры,

все, все — от глаз и… до мускулатуры —

торжественно, значительно, громадно…

а ты, козявка, съежившись, сидишь,

как недочеловек

пред сверхчеловеком…

это — беспощадно…»

1061. «ну, ладно…

ну, будет тебе страхи нагонять на малых нас,

мы», — посерьезнел Марабуш, — «мы не о том, малыш», —

и повернулся к Крылке:

1062. «однако — ты уже не первый раз

об этом говоришь…

то — так, то — эдак,

здесь что-то кроется — так скинем одеяло,

как образно говаривал, бывало,

своим сожительницам мой покойный предок,

1063. что мучит, жжет тебя, что за дела?»

1064. «проблема правого энд верхнего угла», —

внезапно отвечает Крыыл,

1065. и тут же

без паузы, размеренно, бесстрастно,

как бы не глядя ни на кого, но, отмечая,

как делается красным,

а дальше застывает, каменеет,

превращаясь в маску — лицо Елены,

он излагает суть проблемы…

1066. внимательнейший Марабуш

как бы рассеян — он

как будто бы всецело погружен

в ритм легкого труда:

покачивает прикрепленный к черной