— У тебя допуска нет, — спокойно пояснил мне какой-то ученик. — Проверь у ключницы.

— Я… я проверю… Верно, ошибка…

Ощущая себя гаже некуда и готовая провалиться от стыда, я резко развернулась и бросилась прочь.

Щеки горели, а ладони, напротив, похолодели. Вроде, ничего страшного и не случилось, но стоило вспомнить, как я стояла в освещенном проеме — в своем старом платье, с голодными глазами… и все смотрели, пялились, усмехались! Брр…

В комнату возвращаться не стала, добрела до помывальной, к счастью, пустой. Включила воду, умылась, надеясь смыть с себя и неприятные ощущения. Дернуло же меня позариться на суп, ведь сроду не брала то, что мне не положено! И вот надо же…

Вздохнув, я закрыла кран и вытерла лицо рукавом, снова ощутив запах чистящего средства.

И вспомнила о своих пропавших вещах. За кучей новых сведений и знаний, сыпавшихся на меня нескончаемым потоком, я умудрилась забыть о вчерашней краже!

Еще раз осмотрела помывальную, словно надеясь, что юбка с блузкой куда-то свалились, но ничего не нашла. Я даже встала на четвереньки и заглянула под полки у дальней стены, хотя и понимала, что вряд ли обнаружу там что-то кроме пыли.

— Хм, — раздалось сзади, и я подпрыгнула. За спиной стояла аккуратно причесанная девушка и рассматривала меня с явным недоумением.

— Вещи ищу, — пояснила я, выпрямляясь.

На лице студентки явно отразилось сомнение в моих умственных способностях, но объяснять я не стала. Пусть думает, что хочет.

— Ты Аддарели? — бросила она. И тут же хмыкнула. — Точно ты. Кто еще… Тебя Вандерфилд ждет. И советую тебе поторопиться, он очень злой!

— Но мне учить надо! — возмутилась я, но девушка лишь пожала плечами и убежала, одарив меня напоследок красноречивым взглядом. Похоже, она добавит местному обществу сплетен обо мне. И том, как я ползала по полу в помывальной, разыскивая непонятно что.

Вздохнув, я пригладила волосы и вышла в коридор. Идти к белобрысому снобу ужасно не хотелось, но выбора не было.

Знакомая дверь распахнулась, стоило мне приблизиться, и в лицо полетела белоснежная рубашка. Я едва успела ее подхватить.

— Долго тебя ждать? Где ты шляешься? — рявкнул Вандерфилд. Зеленые глаза угрожающе блестели, на загорелых щеках залегли белые пятна ярости.

Я поежилась. Сказать, что аристократишка зол — это ничего не сказать. Он был в бешенстве. И вряд ли дело в запоздавшей прислужнице. Что-то вывело неприкасаемого из себя настолько, что сейчас я физически ощущала исходящие от него волны ярости. Сильное поджарое тело напоминало сжатую до скрипа пружину — вот-вот рванет. Что-то дикое бурлило внутри высокомерного аристократа, и больше всего мне хотелось убраться от него подальше. Но кто же мне позволит?

— У меня уроки…

— Мне плевать на твои проблемы, ясно? Ты здесь, чтобы я был доволен! Приведи в порядок мою одежду, живо! — сквозь зубы процедил парень. Кроме черных брюк, на нем ничего не было, и я отвела взгляд от загорелого торса. Оказалось, что сложен гад просто отлично. Легкий и свежий запах его кожи проник в легкие, и захотелось сделать глубокий и сильный вдох, чтобы ощутить его ярче, чтобы распознать. И тут же перед глазами встала ледяная тьма…

Я помнила этот запах. Тот же самый, что был на снобе в ту ночь, когда я утонула. Эш Вандерфилд пах льдом и темнотой…

— Ну, что ты встала? Оглохла?

Я стиснула зубы, пытаясь не реагировать. Осмотрела шелковую ткань в своих руках.

— Ты хоть умеешь утюг держать?

— Умею, — угрюмо буркнула я.

— По твоему виду не скажешь, — скривился Вандерфилд. — На какой помойке ты лазила? У тебя паутина в волосах.

Я торопливо провела ладонью по макушке, а белобрысый гад одарил меня еще одним презрительным взглядом.

— И чем только я это заслужил? — его кулак в черной перчатке совершенно неожиданно впечатался в стену рядом со мной, и я подпрыгнула.

Лицо парня исказилось, скулы окаменели, он на миг закрыл глаза, а когда открыл — передо мной снова был блистательный и невозмутимый аристократ. И, кажется, он уже жалел, что позволил мне увидеть вспышку своего гнева.

Зеленые глаза сузились, рассматривая меня. В какой-то момент возникла мысль, что Вандерфилд очень хочет свернуть мне шею. Просто чтобы дать выход своей злости.

Я безотчетно прижала к груди белый шелк, инстинктивно пытаясь закрыться и гадая, что довело Вандерфилда до такого состояния.

Я велел тебе привести рубашку в порядок, а не испортить ее, — с ледяным презрением бросил Эш. — И вымой руки для начала!

— У меня чистые руки! — возмутилась я.

— В тебе нет ничего чистого! — снова вышел из себя гад. Похоже, один мой вид бесил его настолько, что он терял свою аристократичную сдержанность!

Я задохнулась от возмущения. Больше всего хотелось швырнуть рубашку в лицо Вандерфилда, хлопнуть дверью и гордо удалиться. Эх, если бы я только могла так сделать!

Но пришлось еще сильнее сжать зубы и проскрипеть:

— Где утюг?

Эш грубо ударил ладонью по стене и выдвинул гладильный столик.

— Ух ты, — не сдержалась я, заработав еще один неприятный взгляд.

Аккуратно разложив шелк, я с опаской взглянула на утюг. У нас дома был самый обычный агрегат — железный и тяжелый. Он долго грелся через толстый шнур от жаронакопителя, а после пыхтел дымом, словно рассерженный кот. А утюг аристократишки оказался легким даже для моей руки. Латунная ручка удобно легла в ладонь, тоненькая струйка пара вырвалась из носика. Утюг явно усовершенствован чарами, у него даже провода нет! Вот бы и нам домой такой, расскажу тете — не поверит!

Тронула кончиками пальцев ткань — гладкая какая… Думаю, ощущать такую на теле невероятно приятно. Словно гладит кто-то…

— Долго мне ждать?

Злой голос вырвал меня из задумчивости. Нервничая, я осторожно приложила утюг к краешку рубашки. Шелк — материя скользкая и привередливая, это я выучила еще в мастерской. Правда, там очень редко заказывали наряды из этой ткани, жители Котловины не носят благородный материал, предпочитая практичное сукно. Поэтому особого опыта у меня не было.

— Скорее! — снова рявкнул Вандерфилд. — Я тороплюсь. И если из-за тебя опоздаю…

Договаривать он не стал, но занервничала я еще сильнее.

— Ты всегда такая медлительная?

— Хватит меня торопить! — не сдержалась я. — Если ты отойдешь и дашь мне сделать мою работу, все получится гораздо быстрее!

— Если я отойду, ты провозишься до утра!

— Я уже почти отгладила! — разозлилась я, сильнее надавливая на ткань. И каков же был мой ужас, когда убрав ладонь, я увидела темный след утюга на белом шелке.