— Она была красивой? — помолчав, спросила девушка.

Ее коллега снял с шеи медальон, размером не меньше часов. Раскрыв его, Сара увидела что в одной створке находилась миниатюра девушки, с вытянутым, но довольно приятным лицом, и сложной прической. Картина была черно-белой, но локон в другой половинке медальона свидетельствовал, что волосы Люси были русыми, с медовым оттенком. Никогда еще Саре не доводилось видеть таких волос — даже срезанные с головы, они сохранили блеск. Любая девушка заплатила бы дорогую цену если не за право обладать такими же, то хотя бы за разрешение заплести их в косички.

Ужасающая догадка вдруг постучалась ей в голову.

— Это волосы Люси? — спросила фрау Абронзиус.

— Да. На моей родине есть обычай — срезать локон, чтобы память об умершем сохранялась в людских сердцах. Неужели в ваших краях нет такой традиции?

Сара задумалась.

— Есть вообще-то. Только у нас в этом случае родственники берут пуховые перины, посуду, столовое серебро сметают подчистую. На добрую память, ага. Хотя конверт с завещанием еще не вскрыт. Когда скончалась моя бабушка, соседи попытались утащить ее комод исключительно в качестве сувенира!

— Здесь мотивация несколько иная. Видите ли, нам было очень тяжело ее отпускать…

— Нам?

— Да, у Люси было много друзей.

Сердце Сары екнуло.

— И все взяли п-по локону?

— Таков обычай. Я, доктор ван Хельсинг, Артур Холмвуд, мистер Моррис, родственницы Люси, горничные — да много еще кто. Например, ее подруга Мина взяла достаточно волос, чтобы сплести браслет…

— Браслет?

— И ожерелье. Ах, юные девы так сентиментальны порой!

Тихо вздохнув, Сара постаралась представить, сколько волос потребуется на ожерелье. Определенно, за Ла Маншем они все чокнулись. А все из-за туманов, от них сыреют мозги.

— А когда Люси вернулась, она была очень… злая?

Доктор Сьюард устало потер переносицу.

— Ее как будто подменили! Она на всех кидалась и кричала, что Мине вообще голову оторвет, а ведь раньше они были так дружны.

Сара подумала про графа фон Кролока и его роскошную гриву волос, черных с проседью; про Герберта, который мог причесываться часами и даже ни разу не зевнуть; и наконец про набриолиненную шевелюру Альфреда. Ей очень сильно захотелось сменить тему.

— Можно представить, как вы обижены на вампиров после того происшествия, — деликатно промолвила Сара.

Ах, какая проницательность!

— Ну что вы, вовсе нет. Случай с Люси скорее единичный. На самом деле не все немертвые так уж плохи.

— Вы правда так считаете? — девушка подалась вперед, заставив доктора отвернуться, чтобы не видеть ее декольте.

— Да, — сдержанно улыбнулся он. — Вы, разумеется, знакомы с термином «культурный релятивизм»? Это новая концепция, но за ней будущее. Фактически это означает, что каждую отдельно взятую культуру нужно рассматривать исключительно на основе ее собственных правил.

О более идиотском принципе Джон Сьюард никогда еще не слышал — ведь если применить его к колониям, такой начнется кавардак! — но сейчас и он сгодится.

— Ну так вот, вампиры — это всего лишь отдельная культура, причем весьма интересная. Было бы глупым уничтожить целый культурный пласт.

— Значит, мы должны убивать только плохих вампиров…

— А хороших мы будем изучать. Представляете, как полученные знания повлияют на медицину, историю, археологию!

С последним аргументом трудно было поспорить. С тех самых пор, как она побывала в комнате виконта, Сара мечтала снова очутиться там, но на этот раз во главе археологической экспедиции. Сколько артефактов можно накопать! На два Британских Музея хватит.

— Но как же мы узнаем, кто хороший?

— Я всецело полагаюсь на ваши суждения, Сара. Прожив столько времени рядом с упырями, вы разбираетесь в их характерах. Вот например те двое, с которыми вы разговаривали вчера вечером, производили впечатление довольно милых созданий.

— Герберт и Альфред, — автоматически отозвалась девица.

— Было б замечательно, если бы вы попросили их заполнить несколько анкет. Интервью с вампиром — это настоящий прорыв в науке! Ведь нам, ламиеологам, так редко выпадает шанс поговорить с немертвыми по душам… ну или что там у них такое. Да и топор в руках не способствует теплым отношениям. А вы бы пригласили их в кафе — я подскажу хорошее — и побеседовали с ними, как следует.

Трудно будет найти ресторан, меню которого полностью удовлетворит вампирские запросы, но идея ей нравилась. Тем более, что не все же время они будут заполнять анкеты. Можно порасспросить насчет родителей, как они там, помирились ли?

— Я только за.

— Чудесно! Сара, вы станете нашим парламентером! Это такая честь! Кроме того, подумайте, какая диссертация у вас получится на основе добытых материалов. А как обрадуется мистер Абронзиус! У него, кажется, конфликт с ректором Кенигсбергского университета? Вряд ли этот напыщенный ретроград посмеет и пол-слова сказать вашему мужу, после такого как вы положите ему на стол свою монографию. Не удивлюсь, если через пару лет — или того меньше — вы будете председателем местного отделения Международного Ламиеологического Общества.

— Но где я найду Герберта с Альфредом? Я постучалась к ним в дверь, но горничная сказала, что они съехали.

— Ну так подумайте, куда они могли пойти, припомните ваш разговор. У вас не может не получиться…

… ведь если она умудрилась в многолюдном Париже наткнуться на двух знакомых вампиров, между ними существует притяжение, вроде животного магнетизма. Когда общаешься с немертвыми постоянно, начинаешь их чувствовать. Как, впрочем, и они тебя.

Теперь глаза девушки сверкали, словно она смотрела на груду сокровищ. Ей уже мерещатся дипломы, и докторские степени, и рукопожатия светил науки. Не позавидуешь тем вампирам, по следу которых она пойдет. Весь Париж наизнанку вывернет. Главное, оказаться поблизости, когда их отыщет Сара… глупая тщеславная девчонка, которая до сих пор верит, что нежить может быть хорошей или плохой.

Герберт поднялся по лестнице, продолжая удивляться, как он согласился на эту аферу. Ведь у него нет ни грамма уверенности, что сам Эрик одобрил бы такую затею. А что если он застукает виконта в грим-уборной Кристины Даэ? Небось, решит что события развиваются в геометрической прогрессии — сначала Герберт оттяпал его ложу, потом вторгся во владения, а теперь решился покуситься на самое дорогое. Сколько вампир помнил себя, женщины не приносили ему ничего кроме неприятностей. Сегодняшний вечер тоже не казался переломным моментом в его отношениях с противоположным полом. Оставалось лишь уповать, что все разрешится быстро — что при первом же упоминании Призрака сердце Кристины растает, как сладкий лед под полуденным солнцем. Тогда девушка выгребет весь пепел из камина, чтобы посыпать себе голову, и слезно покается в предательстве. Хотя с большей уверенностью можно было ожидать свиных стай в небе, причем на той неделе, когда Пасха и Пятидесятница будут праздноваться в один день, а в аду появятся сосульки.