Шрифт:
Интервал:
Закладка:
… с Оршанским говорил о путевке. Неназойливо всучил телефон Облсовпрофа. Горящая путевка, Кисловодск, большая удача. Верно уловив момент, когда Оршанский вдруг ослаб и заколебался, слегка поднажал. Не для него лично, для супруги… супруги… супруги… Какая может быть признательность? Все мы люди. У его Регины тоже – печень, он понимает, каково!.. Глубокий вздох сочувствия…
Мимо кабинета пронесся нарастающий шумовой вал – закончился рабочий день. Станислав Сергеич с тоскою прислушался к голосам, стуку каблуков, шарканью подошв – так смертельно раненая птица провожает взглядом улетающую стаю.
Эх, Станислав, Станислав! Сказал он себе с горькой иронией. А ведь ты себя сверхчеловеком мнил… Этаким местным демоном над людьми парящим. Такие хитрые интриги закручивал!.. Такие сложные партии живыми людьми разыгрывал!.. Что – страшно?.. Да, увидеть себя без прикрас, голеньким, без всяких там регалий и должностишек, действительно, страшно! Что в душе? Что за душой? Пустота…
Машинально собрался и вышел на улицу. Июльский день исходил сумасшедшим восторгом бытия. Волны горячего воздуха вздымались над асфальтом, завихряясь у ног обалдевших от зноя прохожих. А что, если пойти на корт? Подумалось ему. Но тотчас эта мысль показалась столь абсурдной, что он отбросил ее и зашагал куда глаза глядят.
Какая бессмысленная штука жизнь… Думал он. Я достиг всего. Почти всего… И неужели через год я исчезну, распадусь на атомы и эта неповторимая субстанция, которая именуется моим «я» просто прекратит свое существование?.. Но это же невозможно… Немыслимо!.. «Нередко опухоль выявляется случайно при рентгенологическом исследовании грудной клетки, предпринимаемом по совершенно другому поводу…» Шептала услужливая память. Нет… Нет… Твердил он себе. Распасться на атомы… Невероятно. Противоестественно. Почему именно я, а не эта ползущая с клюкой старуха?!.
Видеть это солнце, небо, деревья – и вдруг мрак, ничто, забвение. Только мраморная плита на кладбище с аккуратно выбитыми датами рождения и смерти. Весь ужас в нем, в забвении! Станислав Сергеич нервно дернул шеей, словно избавляясь от тесного ворота. Мрак… несуществование… Неужели все так просто?.. Но как же мне быть с чувством – что я вечен?! Этого мне никакая наука объяснить не может. Что наука – один из методов познания! Вселенная же – бесконечна… И, следовательно, бесконечны формы существования живой материи. Почему же я должен начисто отрицать бытие своей души, предположим, в виде сгустка некой энергии?.. Тысячелетия люди верили в бессмертие там. Неужели только из страха?..
Он остановился посреди людного тротуара и вслух произнес:
– Бред… Идеалистический бред! Я помешался со страху.
Все его существо затопил вдруг неконтролируемый гнев. По какому такому праву его хотят убить?! Черта с два! Он выживет. Зубами будет цепляться за жизнь, когтями вопьется намертво – но жить! жить! жить! Он застонал, заскрежетал зубами от ненависти к неведомому убийце – и вдруг увидел перед собой церковь. Деревянную, свежеокрашенную, за фигурной железной оградой. Ярко блестели на солнце серебристые ее купола. Хмм… Произнес Станислав Сергеич – и вошел во двор.
Проповедь
У главного входа в храм на ступенях высокого крыльца привольно расположились несколько побирушек, среди которых затесался мужик без ног. Рожа мужика была небритой и лиловой. Загипнотизированно вглядываясь в лик Христа, намалеванный над входом, Станислав Сергеич стал подниматься по ступеням, им вдруг овладело совершенно ему не свойственное восторженное состояние, даже глаза увлажнились.
Нищенки тотчас принялись истово креститься и бормотать какие-то молитвы. Вот они, истинно верующие! Думал Тропотун, роясь в карманах в поисках мелочи. Потом он с умилением оделял их монетками, ощущая, как его душа прикасается к чему-то высшему. Нищенки с жадностью выхватывали у него деньги, сварливо препираясь между собой. В нем поднялось омерзение, и он поспешно вошел внутрь.
В душном полумраке плыли огоньки свечей. Утробно гудел расхаживающий возле аналоя дьякон. А может это был не дьякон… В ноздри Станиславу Сергеичу ударил приторный запах ладана, смешанного с горячим духом оплывающего воска. С отделявшего священный алтарь от остального пространства церкви иконостаса пристально следили за вновь вошедшим многочисленные святые.
Вот я и переступил Порог… Подумал с горечью Тропотун. Чувство горечи, приправленное ладаном и мерцаньем свечей, обрело сладостную и мучительную остроту.
Дьяконский мясистый басок проливался на его душу целительным бальзамом. И отчаявшемуся Станиславу Сергеичу уже виделся в церковном полумраке отблеск таинственной вечной Истины.
Служба шла своим чередом. Вот торжественно распахнулись царские врата, и из алтаря показалась внушительная процессия. Ее возглавлял гривастый поп в сверкающем одеянии, за ним в соответствии с саном двигались остальные. Некоторые размахивали дымящимися кадилами.
Э-э, да я угодил на праздник!.. Сказал себе Тропотун, только теперь сообразивший, что для летнего жаркого дня в церкви собралось довольно много народу. Аккуратно повязанные платочками старушки, словно по команде, попадали на колени и стали класть земные поклоны. Забредшая из любопытства молодежь наблюдала за происходящим с презрением и жадным интересом.
Медленно и торжественно священнослужители двинулись по периметру церкви. Шедший впереди поп, дородный, с темной волной волос и шелковистой ухоженной бородой, был вальяжен и белокож. Возле некоторых икон он задерживался, крестился и кланялся. Иногда снисходительно протягивал для поцелуя белую холеную руку, и тогда какая-нибудь востроносенькая старушонка, заезженная жизнью, благодарно впивалась в нее пергаментными губами.
Архимандрит, не иначе… Подумал Станислав Сергеич, в церковной иерархии не разбиравшийся. Звучное, со старославянским оттенком слово ассоциировалось у него с чем-то величественным и древним.
Обошедши церковь, архимандрит остановился возле аналоя и несколько мгновений в молчании озирал свою паству. Почтительная свита образовала у него за спиной пышный полукруг.
– Возлюбленные чада мои! – сочным баритоном обратился он к прихожанам. – В этот благословенный день я обращаюсь к вам со словом Господа нашего Иисуса Христа. Откройте же навстречу ему сердца свои, ибо слово подобно живительной влаге, спасающей жаждущего в пустыне. Как малая капля из животворного источника падет на благодатную землю и даст зерну прорасти, так и слово мудрости, излившись на душу благодарную, даст ей толчок к нравственному совершенствованию.
Голос священника рокотал под церковными сводами, доносясь до самых дальних приделов. Дикция у архимандрита была безукоризненной, речь его текла плавно, то опускаясь практически до шепота, то гневно вздымаясь над притихшей толпой. Станислав Сергеич истово вслушивался в слова проповеди.
– Сегодня я буду говорить об Иисусе и фарисеях… Однажды некий фарисей пригласил Иисуса на обед. Придя к нему, Иисус не умыл рук, прежде чем сесть за стол, а на упрек фарисея ответил: