— Говори, не томи…

— Вила влюблена в охотника, как лесная кошка! Я видал, как она частенько к Лесьяру шастает. В лесу все про всех знают — шило в мешке не утаишь! Негоже это! Вила — дух лесной! А Лесьяр — живой человек!

Смутные слухи по поводу связи Вилы и Лесьяра доходили до ведуньи. И даже сам охотник проговорился, увлечения своего не отрицал, когда Сияна после спасения из медвежьей ямы гадала ему на рунах.

— Вила, спору нет… — решила ведунья. — Она чуть Ладомиру не погубила. К тому же мужиков соблазняет и лишает силы. Они потом ко мне приходят, каются. Деньги сулят любые. Оттого и слухи по городищу ползут, что я, мол, с Вилой в сговоре! — Однако справиться с ней будет не просто… Надобно подумать.

Три дня Ладомира не покидала дома, спустя срок, едва забрезжил рассвет, отправилась к Сияне. Ведунья дала ей выпить три глотка ключевой воды, обрызгала водой с головы до ног и вывела девушку из избы.

— Повторяй за мной, — приказала она Ладомире. — Стану я, Ладомира, на рассвете, пойду из избы дверьми, из двора воротами, выйду на белую улицу. Белым светом обвяжусь, зарёю обтянусь, частыми звёздами осыплюсь. Древеснику, клеветнику, спережнику свято зло не подумать, лиха не помыслить, облака правой рукой не достать, зубами не перегрызть. Так же и меня, Ладомиру, ни причём не испортить во всяк день, в тёмную ночь. Ключ, замок, быть посему.

Ладомира в точности повторила заговор за ведуньей. Затем Сияна сняла с её запястий и щиколоток красные шерстяные нитки и зарыла их в дальнем углу заднего двора.

— Знаю, ту ночь провела ты у Лесьяра, — сказала ведунья. Девушка потупила очи долу. — Да не тушуйся, родителям твоим не скажу. Давно я заметила, что охотник глаз на тебя положил. Да только остерегаться тебе надобно…

Девушка изумлённо широко распахнула голубые глаза.

— Кого?

— Вилу, что сохнет по возлюбленному твоему и Яромира. Слыхала я, князь привечает его и гриднем намерен сделать.

— Доходили до меня слухи про Вилу, думала — брешут… — печально призналась Ладомира. — Это она на меня порчу навела?

Ведунья кивнула.

— К Лесьяру пока не ходи, я его предупрежу. Обожди сиречь до Русальной недели, недолго осталось Виле в облике прекрасной девы ходить.

— Яромир… — произнесла Ладомира, что-то тяготило её и не давало покоя. — Он заходил к нам намедни… — призналась девушка. — Вижу: отцу с матерью он приглянулся. Отец догадался, что я ночь с парнем провела. Только не знает, что это Лесьяр.

— Не кручинься… — подбодрила ведунья свою подопечную и приобняла её за плечи. — На всё воля Матери Сыра-Земли.

Наступил Ярилин день. Согласно древним поверьям, древний бог Ярило сам пахал землю, сеял зерно. Волхвы пели священные гимны о борьбе древнего бога Ярилы и Кощея. Пели как Ярило бежал от врага в Навь, то есть он умер, потому в этот день существовал у бодричей ритуал захоронения куклы. Действо это имело магический смысл: Ярилу хоронили, подобно посеянному зерну, но затем он возрождался в молодых колосьях. Однако Велес пришел Яриле на помощь и заточил Кощея в пещере. После того, как Ярила отправился в Навь, Велес придал ему облик бога Рыси.

Бодричи считали, что на Ярилу трава становится сочной, и выгоняли на луга лошадей и скотину. Говорили: «Травень лошадь откормит». С Ярилы начинали сажать овощи.

Во время весеннего праздника совершалось множество обрядов, связанных с полевыми работами и выгоном скота на подножный корм. У бодричей Ярилин день также считался конским праздником и потому возносились молитвы богам Велесу и Авсеню, чтобы те уберегли табуны от диких зверей, обеспечили коням хороший приплод и здоровье.

Бодричи на Ярилу устраивали мужские сборища-братчины, на которых чествовали пастухов и погонщиков. Мужчины разводили костёр, собирали нехитрое угощение, пироги и яичницу, выпивали и веселились всю ночь.

Лошадники проводили охранительные ритуалы, чтобы оградить табуны от хищников. Так они возводили магическую преграду между волком и лошадью — втыкали нож в стол или в порог, клали в печь железо, накрывали камень горшком со словами: «Моя коровка, моя кормилица надворная, сиди под горшком от волка, а ты, волк, гложи свои бока».

На Ярилин день бодричи устраивали молебны на полях и у колодцев, сопровождаемые прошениями Додолы о дожде.

Яромир остался в городище по велению князя и стал его гриднем. В конце травня после Ярилиного дня наведался он к своей сестрице и попросил её:

— Устрой мне заручины[29]с Ладомирой, дочерью Креслава…

Любава рассмеялась.

— Слыхала я: присох ты к ней к того самого разу, как на тракте бесчувственную подобрал. Ладно, помогу, девка видная; хозяйство у Креслава справное. А что батя наш говорит по этому поводу?

Яромир извлёк из-за пазухи узкий кусочек пергамента.

— Бате я грамоту отправил, просил согласия его на заручины. Вот он мне ответ прислал, читай.

Любава хорошо разбирала рунические письмена, она развернула пергаментную полоску и прочла:

— Здрав будь, сынок. Передай мой поклон Любаве. Ладомиру помню маленькой, но уверен выбор твой верный. Отец её Креслав — человек честный и хозяин справный. Теперича ты — гридень княжеский. А значит, отвечаешь за свои поступки. Жениться — дело серьёзное, посоветуйся с сеструхой. Она подскажет и пособит. На том кончаю. Твой отец, воевода Колот.

Любава в задумчивости вертела письмо в руках. Яромир с напряжением ждал её ответа.

— Коли батя наш не против, пособлю тебе с заручинами. Буду твоей свахой! Так тому и быть! Ключ, замок!!!

Лицо Яромира озарила улыбка, он бросился к сестре, обнял её и поцеловал. Любава едва высвободилась из его цепких объятий.

— Ох, и здоровый ты стал, братец. Для Ладомиры своей силёнки прибереги. Надобно подготовиться к заручинам, продумать всё. Тогда и пойдём к Креславу.

Любава выбрала на её взгляд подходящий момент и отправилась в дом Креслава. Тот, прослышав о намерениях Яромира, уже поджидал её. За столом сидела Милослава и грустная с заплаканными глазами Ладомира, ибо замуж за новоявленного гридня не стремилась. А намедни с отцом произошёл у неё неприятный разговор.

В тот день за ужином Милослава сообщила мужу:

— Сорока на хвосте принесла весть: намерена Любава на счёт заручин договориться с тобой…

Креслав, евший с аппетитом, черпал деревянной ложкой наваристую кашу — застыл с открытым ртом. Ладомира напряглась всем телом, понимая, что речь пойдёт о её судьбе.

— Что за сорока? — опомнившись, осведомился он.

— Одна из девок молодой княгини. Говорила мне, что её хозяйка брата Яромира намерена сама заручить за нашу девку.

Креслав усмехнулся в бороду, облизал ложку.