— Ну, все, что угодно, — какого он времени, насколько интересен… все, что ты можешь сказать.

— Странная вещь… — проговорил Игорь после минутного раздумья. — Холст старый, по меньшей мере восемнадцатого века. А сам портрет выполнен значительно позднее, скорее всего, в начале двадцатого века. Об этом говорят художественные особенности и техника живописи.

— Двадцатый век? — переспросила Надежда. — Я так и думала, что лет сто назад… эта блузка, и украшения — они похожи на то, что носили в начале двадцатого века. У моей прабабки на фотографии такая же камея…

— Может быть, и похожи. Кроме того, у меня такое ощущение, что портрет выполнен второпях… Быстренько навалял художник, торопился очень. И еще лицо…

— Что — лицо? — оживилась Надежда. — Мне тоже показалось, что с лицом что-то не так!

— У тебя, Надя, глаз верный, — Игорь одобрительно на нее посмотрел, — лицо-то у дамы этой вполне современное. Раньше лица другие были…

— Точно! То-то я смотрю — брови у нее явно в дорогом салоне сделаны! Еще удивилась, думала — мерещится!

— Брови, говоришь? — заинтересовался Игорь. — Ну да, на модели слой косметики был, это видно. Когда живая кожа, мазок совсем другой получается. А раньше дамы косметикой не злоупотребляли.

В это время в дверь постучали, и женский голос проговорил:

— Игорь, ты здесь?

Игорь замолчал и поднес палец к губам.

Но женщина за дверью не сдалась.

— Игорь, я знаю, что ты здесь! Я бы тебя оставила в покое, но пришел Чернобровов и очень хочет с тобой поговорить!

— Чернобровов? — Игорь оживился, подошел к двери и открыл ее.

На пороге стояла стильно одетая брюнетка лет сорока, вся в черном. Она быстро взглянула на Надежду, и в глазах ее вспыхнуло удивление.

Перехватив ее взгляд, Игорь проговорил:

— Илона, познакомься. Надя — моя старая подруга… то есть старая не в том смысле… и подруга тоже не в том, что ты подумала… мы с ней и ее мужем знакомы сто лет… то есть, конечно, не сто…

Он окончательно запутался, смутился и перешел ко второй части знакомства:

— Надя, а это Илона, хозяйка этого салона. Кстати, Илона, я хочу, чтобы ты просветила своим замечательным прибором одну вещь, которую Надя принесла. Сейчас только я поговорю с Чернобрововым и вернусь к вам…

Он бросился к пожилому мужчине в твидовом пиджаке, с львиной гривой седых волос. Наде показалось, что она где-то видела это лицо и эту гриву.

— Это тот самый… — повернулась она к Илоне.

— Да, это тот самый Никита Чернобровов! Живая легенда! — подтвердила Илона с гордостью, как будто седовласый был ее собственностью.

Надежда вспомнила знаменитого художника, который прославился на заре перестройки. Тогда его портрет, с этой самой львиной гривой, не сходил со страниц журналов.

Позднее он уехал во Францию, женился на какой-то то ли графине, то ли герцогине, открыл собственный музей в Нанте и исчез со страниц отечественной прессы. Иногда только проскальзывали сообщения о том, что он пишет очередной портрет какого-нибудь знаменитого певца или члена королевской фамилии.

— А вы действительно знали Игоря еще до того, как…

Надежда поняла, что Илона имеет в виду: знала ли она Игоря до того, как он прославился.

— Да, действительно, — улыбнулась она, — мы старые знакомые…

Тут Илона увидела какого-то важного господина, извинилась перед Надеждой и оставила ее.

Надежда перевела дыхание и отправилась по залам салона — разглядывать картины Игоря.

Его картины всегда ей нравились, особенно портреты. В них всегда было сходство с оригиналом — не столько даже внешнее, сколько внутреннее, Игорь замечательно умел передать характер человека. Но кроме сходства, в этих портретах было еще что-то, что заставляло возвращаться к ним снова и снова.

Так незаметно прошло около часа.

Наконец Игорь вернулся, подошел к Надежде и позвал ее:

— Пойдем, я хочу кое-что сделать с твоим портретом.

— Он вообще-то не мой… — напряглась Надежда. — И я не имею права им распоряжаться…

— Не волнуйся, я его не испорчу. Мы только посмотрим, что у него внутри.

— Внутри?! — ужаснулась Надежда. — Ты же говорил, что не испортишь его!

— Да, не испорчу! Понимаешь, у Илоны в хозяйстве есть один замечательный прибор, который позволяет заглянуть под верхний красочный слой картины, не разрушая его.

— Рентген, что ли?

— Ну, не совсем рентген, но что-то вроде. Рентген ведь, ты понимаешь, вреден для организма, а у нее что-то вроде ультразвука.

— Как УЗИ в медицине?

— Ну, примерно. Илона ведь занимается не только современным искусством. Ей часто приносят старую живопись, и приходится проводить экспертизу. Вот для этого ей и нужен этот прибор. Илона гордится им больше, чем любой картиной из своей коллекции.

Большая часть посетителей вернисажа уже разошлась, только два старых художника спорили об искусстве в дальнем зале. Спор проходил на повышенных тонах.

Илона провела Игоря и Надежду в заднюю комнату.

Там стоял громоздкий прибор, занимавший значительную часть этой комнаты. Игорь взял у Надежды портрет, осторожно вынул его из рамы и положил холст на металлическую рамку внутри прибора. Затем Илона включила кнопку на передней панели прибора и выключила в комнате верхний свет.

Прибор негромко загудел. Комнату озарило бледно-голубое сияние, похожее на свет луны.

Надежда подошла ближе к прибору.

На передней панели светился голубым лунным светом прямоугольный экран. Надежда разглядела на этом экране смутные, расплывающиеся черты знакомого лица — женского лица, изображенного на портрете.

Игорь тоже подошел к прибору и начал подкручивать ручки, расположенные под экраном.

Женские черты начали бледнеть, таять, словно растворяясь в голубом волшебном сиянии. И в то же время сквозь них начал просвечивать какой-то другой рисунок.

— Ты прав, — проговорила Илона, которая тоже не сводила глаз с экрана, — под верхним слоем действительно что-то есть… только я не могу разглядеть, что это такое. Прибавь мощность…

Игорь еще немного подкрутил ручки на панели. Гудение прибора стало громче, голубое сияние — ярче.

Надежда вглядывалась в экран, но изображение на нем по-прежнему было каким-то странным, нечетким.

— Не понимаю, что это такое… — растерянно проговорила Илона.

Игорь молча вглядывался в экран.

Надежда вдруг, казалось бы, совсем не ко времени, вспомнила школьное детство, уроки географии, когда им, тогда шестиклассникам, раздавали контурные карты. Эти карты нужно было раскрасить и подписать. Надежда любила эти занятия…