Борьбу эллинов поддержали и жители трех полуостровов, которые вдаются в море на побережье Македонии; даже монахи на горе Афон вооружились, чтобы постоять за свою религию и свободу. Однако из-за внутренних раздоров фессалийцы вскоре попали под гнет паши Драмали, и все атаки турок пришлось отбивать одному лишь Трикериону, стоящему у входа в залив Воло (Пагаситикос). Абулабад, губернатор Салоников, еще до конца года подавил восстание на трех полуостровах, захватив Касандру и оккупировав Святую гору Афон. На островах первым поднял греческий флаг Спеце; вдова одного из жителей этого острова, героическая Бубулина, не только заблокировала за свой счет залив Навплия (Арголикос), но и лично приняла участие в его блокаде. За Спеце сразу же последовал остров Псара, но жители Гидры (Идры), из-за нежелания богатых примасов помогать восставшим, сомневались до тех пор, пока капитан одного из кораблей, которого звали Ойкономос, связанный с Союзом друзей, не встал во главе восставших и не заставил местных богачей снарядить эскадрон под командованием жителя острова Идра Томбазиса.

Остров Самос заявил о том, что поддерживает союз с Грецией, заключенный девять лет назад. Крит, на котором жило 160 тысяч мусульман и 100 тысяч христиан, что сильно отличалось от соотношения, сложившегося в годы поздних восстаний, воспринял известие о революции с нескрываемым безразличием, несмотря на то что в те времена, по выражению Пэшли, это «была провинция, которая во всей Турецкой империи управлялась хуже всего». Французский консул в Ханье, единственный представитель европейской страны, которому было позволено поднимать свой флаг, сообщал, что «власть паши» в этом городе «сошла на нет». Местные власти не имели сил контролировать янычар, отряды которых состояли здесь из одних критских мусульман, греков по происхождению и языку, но всегда наиболее фанатичных сторонников ислама. «Ни один христианин, – сообщают нам источники, – не чувствовал себя хозяином в своем доме». В здешних краях существовал такой обычай: шантажисты посылали своей жертве пулю, завернутую в записку, в которой требовали выплатить означенную сумму денег. Если человек отказывался платить, его тут же убивали. Короче говоря, «ужасы и зверства, которые почти ежедневно происходили на Крите, вряд ли имели свои параллели на всем протяжении Османской империи».

Единственным исключением были жители Сфакии, которых удалось принудить платить подушный налог всего лишь за пять лет до этого. Летом 1821 года гибель тридцати христиан в Ханье и убийство митрополита Кандии (итальянское название острова Крит) и пяти епископов прямо в алтаре местного собора показали критянам, жившим в горах, какая судьба их ждет. Приказ сфакиотам сложить оружие заставил их выйти в поле. Они восстали против турок и осадили Ханью, а суда, пришедшие из Кассоса, перерезали пути снабжения со стороны моря. Но греческий флот сжег турецкий военный корабль, а потом занялся спасением греков, населявших процветавший приморский город Айвали (Айвалык) в Малой Азии, вместо того чтобы использовать свое преимущество в силе в Эгейском море. В этом отношении 1821 год стал предвестником 1897 года, а не 1912-го.

Султан Махмуд II был не тем человеком, который мог позволить своим подданным отвергать его власть; он применил привычное для турок средство подавления и предотвращения мятежей – устроил резню среди соотечественников-революционеров. Когда до него дошли вести о том, что в княжествах погибли турки, он велел казнить тех греков, на которых пало его подозрение; когда же стало известно о том, что в Морее были вырезаны все жившие там турки, он казнил Мурузиса, греческого переводчика Порты, и нескольких других ведущих фанариотов. Не удовлетворившись этим, он решил нанести удар по греческому народу, уничтожив самого почитаемого грека – константинопольского патриарха Григория V, уроженца Мореи. В Пасхальное воскресенье патриарх был повешен на воротах своего дворца, а после того, как его тело три дня оставалось выставленным на всеобщее обозрение, оно было отдано евреям, непримиримым врагам эллинизма (и православия). Они протащили его по улицам города и выбросили в море. Греки выловили тело мученика; оно было похоронено в Одессе (в России), а через пятьдесят лет перевезено в митрополичий собор в Афинах.

За казнью Григория V последовали другие: Карл (Скарлат) Каллимаки, которого султан назначил господарем княжеств, был убит в тюрьме; на парапетах Салоников были выставлены головы казненных греков; от рук мусульманских фанатиков погибли многие жители Смирны, Родоса и Кипра. У греков 1821 года, как и у армян, жертв резни 1915-го, не было своего собственного государства, к которому они могли бы обратиться за помощью. Тем не менее у них была возможность вызвать сочувствие культурной Европы во имя своих великих предков, которое так часто их спасало; они могли рассчитывать на помощь русского царя, который был их единоверцем и проводил политику защиты православных христиан. Но Александр I находился в сложном положении: как член Священного союза, он не имел права поддерживать революционное движение; но как покровитель православного населения Турецкой империи, не мог спокойно смотреть на его уничтожение. Он удовлетворился тем, что разорвал дипломатические отношения с Портой и в течение пяти лет колебался между страхом перед революцией и своей преданностью православию.

Так началась война за независимость Греции – без помощи иностранных держав и без участия добровольцев из других стран, которые появятся позже. В этой войне можно выделить три этапа: первый, с 1821 по 1825 год, когда греки одерживали победы; второй, который начался после высадки войск сына правителя Египта Ибрахим-паши в Морее в 1825 году и продолжался до 1827 года, когда удача от греков отвернулась; и третий, начавшийся с вмешательства Великобритании, Франции и России и завершившийся в 1829 году последней битвой греков с турками.

Первые победы греков в Морее были одержаны военачальниками, которые действовали независимо от каких-либо властей. В это время в Каламате появился Мессинский сенат, а в Пилионе – Ассамблея Фессало-Магнисии, однако ощущалась нужда в создании какого-нибудь совета, который мог бы руководить действиями на всем Пелопоннесском полуострове. Поэтому 7 июня 1821 года на собрании в монастыре Калтезей был создан Пелопоннесский сенат. Сначала он состоял из шести, а позже – из восьми магнатов и верховных чинов церкви. Он был наделен диктаторскими правами. Главнокомандующим греческой армией был назначен Петро-бей; он должен был оставаться на этом посту до взятия Триполиса.

Но через двенадцать дней после его назначения в Грецию приехал князь Деметриос Ипсиланти, младший брат вождя этеристов, который стал представителем брата. В эпоху телеграмм тщета претензий вновь прибывшего немедленно сделалась бы достоянием людей, ибо в день его высадки кампания его брата практически завершилась – при Драгашани он был разгромлен. Но вести в те годы путешествовали медленно; поэтому Деметриос Ипсиланти сумел произвести впечатление на греков; даже Петро-бей признал главенство этого двадцатипятилетнего отставного капитана, который приехал из России, чтобы освободить Грецию и править ею.

Впрочем, когда пришли известия о Драгашани, пелопоннесские сенаторы сказали себе: «Почему мы должны подчиняться власти того, кто представляет разгромленного и дискредитированного лидера?» Только угроза его отъезда и последующего солдатского бунта заставила их подчиниться Ипсиланти, как своему главнокомандующему.