его легкость и скромность. Внешне казалось, что оружие отлито едва ли не цельным куском. Открыв боковую дверцу механизма спуска, я подметил невиданную аккуратность и понятность конструкции, состоящей всего лишь из четырех основных деталей. Легко захлопнув дверцу механизма, которая тут же плотно защелкнулась на своем месте, я попробовал взвести курок. Механизм без единой запинки отработал как положено и с еле слышимым щелчком совсем без труда привел ударный кремневый наконечник в боевое положение. Я согнул в локте руку с пистолетом и плавно выпрямил ее, сопоставив мушку, целик и мишень. Указательный палец уже лег на спусковой крючок, как вдруг калитка полигона, до того бесшумно открывавшаяся, с грохотом распахнулась и ввалившийся внутрь боец, бегло оглядевшись, засеменил в мою сторону.

— Господин государь, Ливонские гости ожидают снаружи, — Рядовой услужливо кивнул, ожидая дальнейших указаний. Я же еще мгновение не отрываясь держал на мушке дощатую мишень, кое-где уже побитую ружейными выстрелами. Нет, пожалуй не стоит раньше времени шуметь. Опустив пистолет, я аккуратно положил его на стол, хотя в надежности и прочности конструкции нисколько не сомневался.

— Господа, — Обратился я к инженерам. — Ваши работы я еще изучу и вскоре дам вам окончательный ответ. А пока, прошу меня простить, но дела не ждут.

Все трое понимающе кивнули и двинулись мимо меня к выходу. Жак, проходя мимо, иронично усмехнулся, поглядывая то на свой украшенный пистолет, то на куда более скромную работу русского конкурента. Более опытный Леонардо же лишь по-отечески мне улыбнулся, как бы добровольно сдавая свою позицию молодому поколению. Когда же создатель последнего пистолета проходил мимо меня, я жестом остановил его и, подойдя ближе, еле слышно спросил:

— Как звать тебя, парень?

— Макар… То есть в крещении Макарий, господин государь. — Суетливо пролепетал он. — Но по отцову ремеслу меня Колошником все кличут.

— Скорее уж Калашников, — Задумчиво буркнул я, поглядывая на пистолет.

— Ась? — Искренне не понял он.

— Не бери в голову, — Отмахнулся я. — Колошников, значит калоши делаете что-ли? — Я задумался. Вроде как резина человечеству еще не скоро будет известна. Парень же в свою очередь смутился.

— Не знаю такого, — Искренне заявил он. — Колоша, это ж руда что в печь загружают для выплавки. Мы ж ведь раньше у медных рудников жили, на севере. А потом, значится, свеи ударили, ну мы и в Новгород отошли.

— Понятно. — Мы стали медленно продвигаться к выходу с полигона. — Я вам на разработку каждому по три рубля выделил. У тебя сколько ушло на пистолет?

— Сие не дорого вышло, государь. — Почесал он от чего-то вспотевший лоб. — Чуть больше рубля истратил. Но ежели остаток вернуть надобно… — Он потянулся к своему кошелю, однако я вновь его остановил.

— То пустое, господин инженер, — Улыбнулся я, присваивая простому рабочему новое звание. Тот вначале даже не понял, что произошло, а когда до него все же дошло, мы уже стояли за воротами полигона.

— Да как же… Государь, я ж… — Он не мог не то что подобрать слов, но даже толком набрать воздуха в грудь.

— Всего доброго, Макарий, — Почтительно кивнул ему я, разворачиваясь в сторону богато украшенной кареты, где меня уже ждала та самая делегация из Ливонии.

Два десятка истинно средневековых католиков, какими я их себе всегда представлял. Безбородые в основной своей массе, они, впрочем, мало походили на действительно цивилизованных и чистоплотных людей. Если быть точным, на последних они не похожи абсолютно. За множеством формальных церемоний, непродолжительными фанфарами в исполнении одинокой трубы и дальнейшим представлением мне Ливонского барона Иоганна фон Русдорфа со всеми его надлежащими регалиями скрывались вполне себе обычные жители этого времени. От них разило чесноком, потом и многими другими, не менее изощренными вещами.

— Новгородский князь, — Начал одетый в латный нагрудник немолодых лет военный, который все это время переводил на ломанный русский все титулы, коими владеет достопочтенный посол. — Великий магистр Ливонии от лица всего католического мира передавать свои наилучшие пожелания христианскому другу и признавать за ним законность правления на сей земле. — Долго подбирая слова, наконец выдавил он из себя столь сложное предложение.

— Я рад, что мой добрый сосед имеет благие намерения, — Я коротко кивнул обозначая свое уважение, но не покорность. — Переводчик донес мои слова до барона и тот, радостно улыбнувшись, стал диктовать свой ответ для перевода. Скопившееся вокруг гостей напряжение, до того сдерживаемое отсутствием у тех оружия, резко спало и даже на лицах гвардейцев я заметил облегченные улыбки.

— Барон Русдорф рад, что в Новгороде править столь… Благоразумный, — Нашел он нужное слово, — человек. От лица великого магистра Ливонского ордена герр Русдорф желает вести переговоры с Новгородом и создать союз против общего языческого врага. — Услышав это, все присутствующие, казалось, были готовы броситься в объятия гостей, пришедших с благими вестями. Я же радоваться не спешил. Союз значит хотят? Это, конечно, здорово. Но как бы эти господа-католики в самый важный момент белый флаг не выкинули. Были в истории случаи. Или скорее должны были быть в будущем. Впрочем, помощь нам и вправду сейчас нужна.

— Конечно, господа! — Воскликнул я, доброжелательно разведя руки и шагнув навстречу гостям. В нос тут же ударил резкий запах, от которого я уже успел изрядно отвыкнуть. — Впрочем, почему бы нам не соблюсти старую русскую традицию и не сходить в баню после дальней дороги?

Интерлюдия. Генрих фон Майер.

Окрестности Тихвина.

Артиллерист судорожно раздул фитиль и, кивнув командиру орудия, поднес его к казенной части пушки.

— Пли! — Раздалась звонкая команда и красный кончик фитиля скрылся в отверстии, спустя мгновение подпалив заряд пороха. Орудие тяжело ухнуло и небольшое чугунное ядро, со свистом вынырнув из облака дыма, полетело в цель. Пролетев положенную сотню метров, снаряд ударил в самый верх стены из частокола и, образовав в ней брешь, полетел дальше, судя по звуку тут же встретив на своем пути очередную преграду.

Генрих стоял на пригорке в стороне от двух пушек, которые вот уже двадцать минут прицельно обстреливают бедный острог. Его бревенчатые стены уже имели во многих местах видимые бреши, а небольшие ворота лежали грудой обвалившейся башни.

— И чего они не сдаются? — Искренне недоумевая, воскликнул подошедший капитан, пригибаясь и не решаясь встать в полный рост.

— Это не важно, — Хладнокровно процедил Майер. — Они осмелились атаковать гвардейский отряд, ранили наших людей, они противятся воле праведной революции. — До сего момента спокойный Генрих вдруг стал заливаться искренней злобой. Глаза его сверкали, смотря в пустоту, а кулаки с хрустом сжимались. — Нет, на рудниках им не место. Только могила исправит этих разбойников.

— И все же, — Осторожно