Отец не раз рассказывал Стасу о том, что со временем русских людей на берегах Амура станет еще больше, чтобы не повторить судьбу прошлых лет. И не только отступление казаков в семнадцатом веке, но и отступление со своих дальневосточных рубежей России на стыке двадцатого и двадцать первого веков. Тогда сдача происходила понемножку, символически — там островок амурский, там еще три. То китайцы протоку засыплют, чтобы остров к своему берегу присоединить, то просто и без затей самовольно островок займут. А уж с тем, чтобы для продажи жаждущим мифического оздоравливающего эффекта своим согражданам систематически истреблять разного зверя российского, практически истребив своего, они проблем никаких не имели. Разговоры об этом между членами Совета велись периодически, и каждый раз люди решали для себя какой-либо вопрос. Наконец, выработав предварительную стратегию становления и упрочнения положения сибирской державы на Амуре и более южных землях, покуда практически незаселенных, Соколов решил на месте лично поговорить с Игорем Матусевичем. Необходимо было обсудить с ним последний и важнейший вопрос стратегического плана, а именно — взаимоотношения с маньчжурами в свете их экспансии в Китае и последующего резкого усиления Цин.

Станислав помнил о последней беседе с отцом на эту тему, которая состоялась после отбытия из Нерчинска. Тогда, увидев работников-китайцев, он разговорился с отцом, держа в уме слышанное им на советах.

— Нужно, чтобы эти земли стали по-настоящему родными для русских, а для этого мы должны быть привязаны к этой земле, — объяснял тогда отец сыну. — Кровно! Могилами предков, теплом очагов…

— Но ведь ты сам родился на Волыни, а это многие тысячи километров отсюда! — возразил тогда Ярик. — Я помню карту.

— Сын, — негромко отозвался Вячеслав, — я верю в Провидение. Мы должны быть здесь, уходить нельзя. Помнишь, я говорил тебе фразу одного великого человека?

— «Богатство России будет прирастать Сибирью!» — повторил ее Станислав, согласно кивнув.

— Правильно, — улыбнулся Вячеслав. — Только нам нужно будет сделать так, чтобы Сибирь стала Россией, ее составной частью, а не просто источником богатства, которое можно в итоге и потерять, обращаясь с ней не умеючи.

Вдруг Стас понял, что кто-то трясет его за плечо. Моргнув, он обернулся в задумчивости — на него удивленными глазами смотрел Мирослав.

— Славка, ты чего задумался? Пошли! — Он кивнул на все того же мичмана. — Товарищ офицер разрешил осмотреть нам корвет поближе.

— Классно! — воскликнул Соколов и направился вслед за другом к поблескивающему медью корпусу «Воеводы», который все больше увеличивался в горящих глазах мальчишки.

Сунгари при слиянии с Муданъ-Ула, передовой наблюдательный пост сунгарийского гарнизона

Июнь 7153 (1645)

Ранним утром следующего дня на реке показались вражеские корабли, и на заставе тут же прогремел набат, поднимая с топчанов даже тех, кто недавно завалился спать после ночной смены в конном карауле. В скором времени все двенадцать человек маленького гарнизона, включая четверых дауров, собрались на стенах и в башенке стоявшего на высоком берегу излучины острожка. Хон Юнсок, один из добровольно перешедших на службу к ангарцам корейцев, попросил у Фрола бинокль и, продолжительное время понаблюдав за приближающимися судами, произнес, уверенно кивая:

— Посольство… Много людей… Сотни две.

Люди столпились на стене и внутри башенной площадки, чтобы посмотреть на приближающиеся корабли их главного врага в регионе. Обсуждение судов, видимых в бинокли, вскоре завершилось однозначным вердиктом.

— Какие-то неуклюжие лохани, — проговорил Михаил, выразив этими словами общее мнение.

— Ефрейтор Семин! — тут же подозвал его лейтенант. — Живо в радиорубку! Установить связь с Базой и доложить о появлении гостей!

— Есть! — Стуча сапогами, Миша рванул вниз по лестнице.

С Сунгарийском не удавалось связаться долгое время, сигнал прошел, лишь когда маньчжуры уже пристали к берегу, увидев реющий на ветру ангарский стяг. Начальник заставы лейтенант Иван Волков, сопровождаемый Юнсоком и Фролом, верхом отправился к берегу. Там Волков не позволил солдатам, сопровождавшим чиновников, высаживаться на берег. Маньчжуры были весьма недовольны этим, как они посчитали, негостеприимным шагом. Передавший слова командира Юнсок разрешил сойти с судов лишь троим, и только с тем, чтобы они подтвердили свои полномочия. Разговор был коротким — поначалу говорил только вышедший вперед все тот же старик со слезящимися глазами. По его словам, для переговоров с северными варварами прибыл Хэчунь — первый советник гиринского фудутуна. Показав пограничникам соответствующие грамоты и дав удостовериться в них, старый маньчжур сообщил, что посольство желает продолжить свой путь до городка северян.

— Не думаю, что вам позволят войти в нашу крепость, — предупредил маньчжур Волков, заставляя коня развернуться. — Ваши корабли встретят на реке.

— Мы можем отправляться? — елейным голосом, не глядя на сунгарийцев, произнес старик.

— Да, конечно! — воскликнул Иван. — Я вас не задерживаю.

— И все же мы желаем говорить с варварами в их городишке, — процедил молодой, плотного телосложения маньчжур в дорогих одеждах.

— На то будет воля Неба! — поклонился ему старик.

Спустя немногим более часа суда их продолжили свой путь вниз по реке. Дюжина пар глаз внимательно провожала их, проплывающих мимо высокого берега Сунгари, на котором стояла застава.

— Не нравятся они мне, товарищ лейтенант, — покачал головой радист. — И корабли их не нравятся.

— Миша, они не новые винтовки с оптикой, чтобы всем нам нравится, — похлопал его по плечу Волков.

— Ниче, Михайла! — хмыкнул Фрол. — Мне, вона, ушканы местные тоже не по нраву, однако ж ем!

Лейтенант тем временем качал головой, посматривая на выданные ему в Сунгарийске наручные часы. Шестеро караульщиков, высланных в конный дозор, уже порядком задерживались. Такое бывало частенько, однако Волков каждый раз был этим фактом недоволен. После того как маньчжуры скрылись с глаз, Иван поймал себя на мысли, что его что-то гнетет. От разговора со стариком в душе остался весьма неприятный осадок. То ли льстивые речи маньчжура пришлись не по вкусу, то ли больное лицо переговорщика. Как бы то ни было, чувство тревоги не уходило.

— Семенов! Фрол!

— Слушаю, товарищ лейтенант! — козырнул старшина, подскочив к Волкову.

— Возьми Агея и его брата, — приказал Иван. — Осмотритесь с Лысухи.

— Опасаетесь войска маньчуров ентих? — прищурил глаз бывший нижегородец.

— Не знаю, Фрол, не знаю, — проговорил начальник заставы. — Все может быть.

Старшина картинно вздохнул и направился к даурам, стоявшим еще на стене:

— Эй, браты! Айда со мною!

Лысухой пограничники называли высокую сопку, возвышавшуюся над округой. С ее каменистой верхушки открывался отличный вид на реку. Вскоре бывший нижегородец, приказав одному из дауров взять небольшой запас еды и воды, вышел из-за ворот и направился к лесу, ворча себе под нос. Прошагав добрые полтораста метров, троица скрылась в густом кустарнике, росшем на опушке.