скупив земли начали давать их в аренду не с доли урожая, а за твёрдую плату в деньгах, которых у крестьян не было.

Помещик и сам обычно вёл хозяйство и лишь часть земель отдавал в аренду за долю с урожая, обычно половину, а вот перекупщики земли сами этой землёй не занимались и требовали за аренду только деньги, независимо от того был год урожайный или нет.

Сельских общинных земель не хватало для всех крестьян, поскольку царь Александр II отменив 30 лет назад крепостное право, не передал земли помещиков крестьянам, которые работали на этих землях, заставив сельчан выкупать эти земли или брать в аренду. Так и получилось, что крестьяне, оставшись без земли, вынуждены были батрачить на владельцев земли, как и при крепостном праве – власть денег оказалась сильнее и беспощаднее, чем власть помещичьего крепостного права.

Но наступила весна, крестьяне привычно занялись своим делом, лето выдалось урожайным и осенью, когда Ваня пошёл в школу на свой третий год обучения, никто и не подумал отправлять гонца в Сибирь на разведку для переселения: урожай собрали хороший, зимовка будет сытой для людей и для животных, а что там дальше будет – это один Бог ведает. Воистину, пока гром не грянет, крестьянин не перекрестится.

В октябре к уряднику прискакал посыльный из города, церковные колокола забили набат, народ собрался у церкви, вышел урядник и объявил, что царь Александр III скончался и на престол взошёл его сын, новый царь Николай II. Пётр Фролович был у церкви вместе с Ваней. Они перекрестились трижды и вместе с народом вошли в церковь, где поп уже служил службу за упокой одного царя и благословлял «вечные лета» другому царю.

Народ встретил известие о смене царя вполне равнодушно, лишь немногие крестьяне вздыхали:

–Царь-то Александр был миротворец, при нём жили спокойно, без войны и прочих напастей, а новый-то царёк молодой ещё и куда повернёт не известно. Говорят и невеста у него из немцев будет, а новый хомут он завсегда лошади шею трёт, пока не притрётся. На том крестьяне и разошлись по своим делам: не бросать же начатое ныне дело из-за смерти царя прежнего и помазанника божьего нового.

Уроков в школе в этот день больше не было. Ваня с отцом вернулись в усадьбу, Фрося быстро накрыла на стол, Пётр Фролович выпил пару рюмок водки по случаю смены царей и сказал Ване:

– Я, сынок, уже четвёртого царя меняю за свою жизнь и ничего: живу – не тужу. Главное, чтобы новый царь опять какие-нибудь реформы не затеял, как его дед Александр III, царствие ему небесное, который отменил без разума крепостное право и остались помещики без крестьян, а крестьяне без земли. Надо было бы казне земли-то выкупить и передать крестьянам, так нет же, сделал по совету иностранцев, и вот нам жизни не стало, да и крестьяне не больно-то радовались своей свободе.

Крестьянин без земли всё одно, что лошадь неподкованная с повозкой: тужится, перебирает копытами, а вытянуть воз не может. Да и по семейному делу этот царь Александр был не почтителен: при живой жене жил с княжной Долгоруковой и прижил от неё детишек. Но тут Петр Фролович поймал гневный взгляд Фроси и поперхнулся: сам-то он не лучше того царя поступал. На том обед закончился, Ваня ушёл к себе в комнату и долго еще слышал громкие слова Фроси, что она выговаривала его отцу за невоздержанность при младшем сыне, которому идёт девятый годок и он всё видит и всё понимает, а что ему еще не по разуму, так деревенские мальчики быстро объяснят и научат.

Не прошло и месяца, как придя в церковь с Ваней на воскресную обедню, Пётр Фролович услышал здравицы попа по случаю венчания нового царя на немецкой принцессе, лютеранке, что приняла православие ради российской короны и стала именоваться Александрой Фёдоровной.

Народ в церкви зашептался и забубнил: мол не по православному царь Николай II поступил – ещё и сороковины после смерти его отца не минули, а он уже обвенчался. Так не делают верующие и быть этому царю в Божьей немилости, а народу православному ждать беды под тем царём, что плотские утехи поставил выше Божьих промыслов.

Пётр Фролович искренне разделял народное недовольство: если так не терпится, то жил бы этот царь Николай со своей принцессой без венчания, а потом, когда сроки выйдут, и пошли бы под венец – зачем зря народ мутить и сбивать людей с понталыку необдуманными поступками. Живёт же он, Пётр Фролович, во грехе со своей экономкой Фросей и ничего – посудачили люди на селе и примолкли. По воскресеньям он, дворянин Домов, молится об отпущении этого греха на обедне и ставит свечку – этого вполне достаточно: не жениться же, в самом деле, дворянину на простой селянке, вот и царь Николай мог бы устроиться, да видать ума не хватило.

– Быть смуте и раздору всей земли Русской при таком царе – недоумке. Нет, не русский он человек – этот Николай II. Наверное, кончилась в роду Романовых русская кровь – если она вообще была в них. Говорили же старики, что еще царя Петра I подменили в колыбели на чёртово отродье и пошла с тех пор по земле русской еврейская зараза стяжательства и безбожия христианского, а всем править стал золотой телец – так в Библии описано и недалеко уже осталось до антихристового пришествия.

Так думал иногда Пётр Фролович, стоя в церкви на воскресной обедне и осеняя себя положенным числом перстных крещений, а возвращаясь в усадьбу, если Вани не было дома, он занимался плотскими утехами с Фросей, которая вполне довольствовалась своим положением невенчаной хозяйки усадьбы при пожилом, но крепком ещё барине.

Она знала, что Пётр Фролович в своем завещании уже отписал ей в наследство эту усадьбу в которой некому будет жить после его смерти: Ваня по малолетству, если не дай Бог, будет жить у братьев в столицах и учиться там же, а дочь Лидия и здесь пристроилась за своим лавочником неплохо и ей этот дом тоже ни к чему. Вот если бы Бог дал ей ребёнка от Петра Фроловича, тогда другое дело – тогда Фрося могла бы стать и полноправной хозяйкой в усадьбе, но видать поизносился уже барин и не получалось у него с ребёночком, а может и она была порченая баба: ведь у неё и от мужа ребёночка не получилось, хотя и прожили они более двух