кто это прислал. Возможно, это западня – наживка, чтобы ты привел ведьм прямиком к сестре.

Клоустон испуганно прикрыл ладонями рот.

– Моя клиника… Моим пациентам грозит опасность?

Мы не смогли ему ответить.

– А ты что предлагаешь делать? – спросил у меня Макгрей. – Просто не обращать на это внимание? Ты же знаешь, на что ведьмы способны ради мести!

– Именно поэтому нам нельзя пороть горячку! – Я сделал акцент на последних трех словах. – Для начала нужно выяснить, откуда взялись записки. В чьих интересах было бы?.. – На этих словах я задохнулся и перевел взгляд на доктора: – Это вы положили сюда записку?

Бледное лицо Клоустона побагровело.

– Да как вы смеете такое говорить?

– Вам доводилось нарушать закон, – не обинуясь сказал я. – И вы пришли сюда раньше нас.

– Не неси чепуху, Фрей! – вскричал Девятипалый. – С чего бы доктору таким заниматься?

– Многое в нем вызывает у меня вопросы, – резко ответил я. – Но сейчас…

– Ох, заткнись! Подумай! Допустим, ты прав и… Маргаритки устроили западню и ждут, когда я приведу их к Фиалке. О чем это, по-твоему, говорит?

Я понимал, к чему он клонит, но не желал в этом признаваться.

– О том, что им неизвестно, где она, – ответил за меня Клоустон.

– И в таком случае, – добавил Макгрей, – мы можем пробраться туда незамеченными и проверить, все ли у нее в порядке.

Я потер лицо.

– Как именно ты собираешься это провернуть? Тебе прекрасно известно, что у этих женщин всюду есть глаза. Все эти вороны и кошки…

– Их заколдова…

– Даже не думай твердить, что они заколдованы!

Макгрей зарычал и стиснул кулак. Он еле сдерживался, чтобы не врезать мне.

– Но твое королевское высочество тем не менее согласно с тем, что нам следует избегать воронов и кошек.

– Да, я согласен. Именно их…

– Ладно. Самый быстрый путь к Фиалке – по морю.

Я рассмеялся.

– Ты – и на корабле? С твоей морской болезнью? Да ты же селезенку свою рыбам отдашь еще до того, как мы Ферт-оф-Форт[8] покинем.

Макгреев кулак застыл в дюйме от моей челюсти.

– Дай мне договорить, или, клянусь…

Я поднял руки вверх и умолк.

– Самый быстрый путь туда – морем, – продолжал он, понизив голос. – Если отплывем ночью, то без огней сможем отойти довольно далеко от берега. Если кто-то попытается сесть нам на хвост, мы легко от них скроемся.

Я поджал губы.

– Ты же не станешь отрицать, что это сработает, – упорствовал Макгрей.

И я действительно не стал. Одинокий корабль в открытом океане, туманном и морозном, вдалеке от берега не отследить даже вездесущим воронам этих женщин.

Я вздохнул:

– Хорошо. Предположим, я согласен с тобой и мы отправимся в путь. Нам потребуется… – я решил не углубляться в детали вслух, – …нам понадобится немалое количество времени, чтобы сплавать туда и обратно, – времени, которое мы сейчас не можем растрачивать понапрасну с учетом того, что королева Виктория жаждет нашей крови, и всего прочего.

– Чего жаждет королева? – переспросил Клоустон.

– Потом расскажем, – ответил Макгрей и повернулся ко мне. В глазах у него снова заплясали огоньки. – Знаешь, я тут вот что подумал… поездка к Фиалке вовсе не будет напрасной тратой времени.

– Будь добр, объяснись.

Он выдернул у меня из рук последнюю записку и ткнул в имя.

– Маргарита, – сказал он. – Так звали верховную ведьму. Первой нам о ней сообщила Фиалка. Помнишь?

– Да как такое забудешь? – сказал я.

– А помнишь, откуда она узнала это имя?

– Опять-таки – разве такое забудешь? – повторил я, но с большей горечью в голосе.

В лечебнице для душевнобольных лорд Джоэл и Фиалка занимали соседние палаты в крыле, отведенном для состоятельных пациентов, и разделяла их одна лишь стена. Судя по всему, сыну леди Энн нравилось читать Фиалке вслух – это занятие, похоже, успокаивало обоих, поэтому их общение – всегда под надзором – поощрялось. Единственный раз, когда они ненадолго остались вдвоем, выпал на ту самую ночь, когда лорд Джоэл убил ведьму, выдававшую себя за его сиделку, и сбежал из лечебницы. А еще той ночью в первый и последний раз за все время, проведенное в лечебнице, Фиалка разговаривала. С Джоэлом Ардглассом.

– Вдруг она слышала что-то еще? – предположил Макгрей, прекрасно зная, в какую сторону движутся мои мысли. – Что, если тот говнюк Ардгласс не только назвал имя, но рассказал ей куда больше? Фиалка могла бы нам помочь!

Мы с Клоустоном опасливо переглянулись. В голосе Макгрея звенело хорошо знакомое нам отчаяние.

– На этот довод у меня есть два возражения, – ответил я со всей возможной деликатностью. – Во-первых, неужели ты забыл, что случилось, когда ты в последний раз навещал Фиалку?

Я не вкладывал в свои слова упрек, но именно он в них и прозвучал, и Девятипалый потупился. Во время того самого визита Фиалка сумела сбежать от больничных надзирателей и добралась до ближайшей отмели. Если бы ее нашли чуть позже, она могла бы утонуть.

Мы с Клоустоном подозревали, что состояние Фиалки ухудшило само присутствие Макгрея – брат служил неизменным напоминанием о ее прошлом… о ее преступлении.

– Второе мое возражение, – продолжал я – Макгрей так и не поднял глаз, – увы, касается состояния твоей сестры.

– Ох, Фрей!

– Ты сам видел, как это дело на нее повлияло. Это дело – та самая причина, по которой доктору Клоустону пришлось услать ее подальше. Даже будь она способна говорить, – Макгрей вздрогнул. – Неужели тебе так хочется явиться туда и снова мучить ее расспросами?

Он вперил в меня подозрительно напряженный взгляд:

– Возможно… это следует сделать тебе.

У меня просто челюсть отвисла.

– Сделать что?

– Ты мог бы ее допросить.

Я отвел взгляд.

– Господь всемогущий!

– Мы ведь этого еще не пробовали, – напирал Девятипалый. – Мне стоило разрешить тебе допросить ее еще тогда, а не давить на нее самому. В последние месяцы я не раз об этом думал.

Я понял, что мне не обойтись без подкрепления.

– Доктор Клоустон не даст на это добро, – заявил я и обратился к нему: – Скажите ему, доктор.

Я ожидал немедленной поддержки, ибо наш добрый доктор всегда быстро отметал и куда более сумасбродные идеи Макгрея. К моему огорчению, Клоустон крепко задумался.

Когда он повернулся ко мне, лицо его выражало нечто очень странное. Не могу точно это описать, но было ясно одно – его раздирали противоречия.

– Возможно, это… не худшая мысль.

Челюсть моя с грохотом рухнула на пол.

– Не худшая! Вы что, тоже умом тронулись?

Он посерьезнел так, что я испугался.

– Адольфус прав. Нам известны всего два случая, когда Эми