Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я позволю вам сесть на этот корабль. Но не сомневайтесь, мы будем за вами приглядывать.
Капитан Джонс свистнул, и мелкий юнга примчался, чтобы забрать наш багаж. Шеф и его подручный – буду звать его Бобом – дождались, пока мы взойдем на борт, а затем поднялись сами.
– Черт… – буркнул Макгрей, едва ступив на натертую палубу. Мне показалось или в ту же секунду лицо его позеленело? Шеф и Боб, переглянувшись, гоготнули.
Клоустон взял Макгрея под руку.
– Пойдем, дам тебе кое-что от тошноты.
Я проследовал за капитаном в кают-компанию. Пока я спускался вниз, мне почудилось, что где-то вдалеке каркнул ворон.
Я велел капитану Джонсу держать курс на восток, пока береговые огни не пропадут из виду, а когда это случится, обратиться ко мне за дальнейшими указаниями. До того момента называть наш пункт назначения я не стану. Шефу это не понравилось, о чем он сообщил мне в крайне резких выражениях.
Не будучи расположенным долее находиться в компании людей Солсбери, я направился в собственную каюту, которая оказалась куда опрятнее, чем я ожидал. Благодаря полированному дереву, бронзовой оковке, небольшому письменному столику и узкой, но весьма уютной койке эта комнатка являла собой уголок покоя и безмятежности. Я горько пожалел, что воспользоваться ею мне довелось в таких неприятных обстоятельствах.
Я пролежал в койке весь следующий час, хотя уснуть так и не смог, а затем ко мне постучался капитан Джонс, пришедший за указаниями. Позади него стоял Шеф.
И даже тогда, глубокой ночью и в нескольких милях от берега, я не сумел заставить себя назвать место, куда мы следовали. Меня охватила паранойя. Я достал записную книжку и нацарапал в ней «Керкуолл, Оркн. о-ва».
– Есть, – сказал капитан Джонс. Он ушел, но Шеф остался и, глядя на меня с издевкой, зажег тонкую сигарету.
– Вы плохо слышите? – огрызнулся я. – Можете идти.
Он исчез в темном коридоре, усмехнувшись перед этим самым раздражающим образом.
Я лег в кровать, надеясь уснуть, но любой отдых теперь казался бесполезной тратой ценного времени, которого у нас оставалось все меньше и меньше. Вполне возможно, что этой самой поездкой мы лишь приблизим собственную смерть. Вскоре я представил себе, как лежу на гильотине лицом вверх и смотрю, как лезвие медленно опускается вниз, с каждой секундой все ближе подползая к моей нежной шее.
При этой мысли меня кольнуло страхом, и я резко сел. Я знал, что после такого уже вряд ли усну, поэтому решил использовать время с умом. Я схватил фляжку, записную книжку, три смятые записки и отправился в уютную кают-компанию. К счастью, ни Шефа, ни Боба там не было.
Я сел за узкий стол и плеснул себе спиртного в один из прилагавшихся к фляжке стаканчиков. Сделав заслуженный глоток, я разгладил на столе записки и принялся их рассматривать.
Все три представляли собой клочки бурой оберточной бумаги, небрежно оторванные от большого листа. Я вертел записки и так и сяк и заметил, что верхний край одной из них идеально совпадает с левым краем другой. Я стал по-всякому прикладывать к ним третью записку, пока не обнаружил, что один из ее краев тоже укладывается в эту головоломку. Значит, все они были оторваны от одного листа приблизительно в одно и то же время. Я перевернул их, дабы осмотреть с обратной стороны. Наружная сторона у всех записок была светлее: эта бумага уже явно была в употреблении, в нее что-то заворачивали и, вероятно, даже пересылали обычной почтой. Возможно ли, что эти сообщения в тот момент уже присутствовали на изнаночной стороне обертки? Если так, то их могли прислать издалека. К примеру, из логова ведьм?
Я взял записки и поднес их поближе к настенному светильнику. Некоторые фабрики все еще помечали свою оберточную бумагу водяными знаками. Я держал бумажки в каком-то дюйме от рожка, изучая их вдоль и поперек, каждую складочку и волокно. Стоя так, я ощутил, что корабль постоянно качает, и вмиг понял, отчего Макгрею было так плохо.
И в этот момент я разглядел – или мне так показалось – очертания оттиска. Изогнутая линия на самом краю записки, доставшейся Клоустону. Походило на почтовый штемпель, но ужасно бледный. Словно чернила просочились сквозь бумажный ярлык сверху, на котором, собственно, штемпель и…
– Инспектор!
Я подскочил от испуга, врезался головой в низкий потолок и зарычал от досады. Развернувшись – из глаз все еще сыпались искры, – я увидел в дверях стройную фигуру Клоустона, наблюдавшего за мной.
– О, инспектор, приношу свои извинения! Я вас напугал?
Потирая ушибленную голову, я сел.
– Излишний вопрос…
– Верно, – сказал он, нервно улыбаясь. – Простите меня. У меня не получилось уснуть. Я оставлю вас, если вы нуждаетесь в уединении.
Тон у него был пристыженный, и я вспомнил, как обвинил его в оранжерее. Я спрятал записки в нагрудный карман и решил, что нам следует помириться.
– Все в порядке, доктор. Прошу, садитесь. – Клоустон сел, вид у него был по-прежнему нервозный. – Как там наш… друг? – спросил я.
– Крепко спит, – сказал он и поставил на стол маленький бутылек с лауданумом[9]. – Хотите? Крошечные дозы безвредны и весьма благотворны для нервов.
Я воочию наблюдал, к чему приводит пристрастие к лаудануму, и поклялся, что никогда не стану полагаться на подобные средства ради того, чтобы сохранить самообладание. Я взялся за свой виски.
– Этого лекарства мне вполне достаточно, – сказал я и поднял стаканчик. – Желаете угоститься?
Клоустон поворошил бороду.
– Давно отказался от этого дела… но в сложившейся ситуации уместно и некоторое послабление…
– Да уж, – сказал я и протянул ему еще один стаканчик, наполненный до краев. Мы подняли тост, и я заметил, что рука доктора немного дрожит. Он опустошил полстакана одним глотком. – Вы в порядке, доктор?
Он, заметно уставший, тяжко вздохнул.
– Я… переживаю.
– За мисс Макгрей?
Он ответил не сразу – некоторое время молча разглядывал свой стаканчик и игру света на его серебристом ободе.
– Обычно стараешься не привязываться к пациентам… – шепотом сказал он. – Но…
– Подобное не может не волновать – иначе вы не были бы человеком, – сказал я, вспомнив кошмары по мотивам некоторых из недавних моих дел, которые все еще донимали меня[10]. – Я знаю, что вы были другом семьи Макгреев еще до того… несчастья.
– Верно, – сказал он и, печально вздохнув, допил и робко подвинул стаканчик в мою сторону, чтобы я снова