— Игра началась. — Вернеру нравилось пародировать Холмса.

— Я видел. Возможно, он не настолько умен, как вы утверждали, — ехидно заметил Иствуд. — Думает, мы перепутали библии. Он не понял послания.

— Дайте ему время. — Вернер помолчал, чтобы придать своим словам больший вес. — Кстати, этот фокус с часовыми поясами при перелете с востока на запад вызывает головную боль. Когда в Румынии семь часов вечера, здесь одиннадцать часов утра. Я устал, а профессор сейчас в бегах, Белла его контролирует. Я иду домой. Они будут постоянно держать меня в курсе, что бы ни произошло.

Спустя несколько минут с крыши основного здания Института взлетел вертолет. Его винты взметнули пыль пустыни Мохаве. И машина, похожая на огромное злобное насекомое, направилась в сторону Ланкастера в долине Антилоп, где когда-то жили индейцы пайюты.

Белла и ее спутники поспешно собрали вещи и сели в «Порш Панамера». Теперь они никуда не спешили. Белла положила голову на удобный подголовник и мгновенно заснула.

Профессор так трясся от смеха, что, казалось, вот-вот лопнет. Смущенные Криста и Поп не сводили с него глаз. С трудом переведя дух, Чарльз пытался объяснить, что вызвало у него приступ веселья, который они, по всей видимости, приняли за последствие нервного напряжения. В конце концов, день выдался очень необычный. Но Чарльз ухитрялся говорить в промежутках между взрывами хохота:

— Мы все стали жертвами невероятного фарса, жуткого надувательства, но оно просчитано до мелочей.

Криста не знала, как и реагировать. Очень хотелось обхватить голову руками. Поп настолько оцепенел, что даже забыл смотреть на дорогу.

— Стоп! — Чарльз тут же перестал смеяться. — Остановите эту чертову штуковину, слышите?

Его реакция была настолько неожиданной, что Поп нажал на тормоз прямо посреди дороги.

Чарльз выскочил из автомобиля.

— Нет там никаких мертвецов! Они просто посмеялись надо мной. Вы сами посмеетесь над этими песнями-плясками вокруг меча и моего дяди, или кузена, или кто он такой. Что же я за идиот, раз купился на всю эту чушь? Тот человек с папкой, наверное, помер от смеха, когда я убежал — от него и его сообщников. И вы тоже его сообщники, и ФБР, и Интерпол, на все сто. Как можно быть настолько глупым? Кто-то, знавший, над чем я работаю, сыграл со мной эту продуманную до мелочей шутку.

Продолжая кричать, он начал открывать заднюю дверь рефрижератора. Он все еще пытался открыть ее, когда из кабины выбрался Поп. Чарльз как раз начал свою тираду заново, когда Поп подошел к нему.

— Вампиры и старики, кресты и черти. Какой набор… — Чарльз обернулся к Попу и закричал: — Откройте двери!

Агент с поразительным хладнокровием поинтересовался, зачем это нужно.

— Потому что там нет никаких трупов. Все это лишь дурацкая шутка. В чем заключается план? Вы собираетесь доставить меня в какой-то бункер в Бухаресте, где вспыхнет свет и кучка идиотов завопит: «Сюрприз!»?

— Тела совершенно реальны, это я вам гарантирую. Вы несколько часов находились в состоянии шока, а теперь начинаете приходить в себя. Прошу вас, попытайтесь успокоиться.

— Я спокоен, — уже тише произнес Чарльз. — Откройте двери!

Поп выполнил просьбу Чарльза. Забравшись внутрь и склонившись над мешками, Чарльз продолжал ворчать:

— Вы тоже хороши: настоящие мастера декораций, а запах-то! — Он наконец открыл один из пакетов. — За эту постановку вам дадут «Оскар». — Профессор дернул мертвеца за руку. — Давайте же посмотрим, из чего сделана эта кукла.

И тут Чарльз умолк. Трупное окоченение прошло, и тело начало разлагаться. Чарльзу стало дурно. Выпрыгнув из машины, он почувствовал, что его тошнит.

В сумрачном баре то и дело мерцал экран мобильного телефона. Мужчина в кожаном пиджаке с металлическими заклепками, перед которым не было стакана с выпивкой, посматривал на этот светящийся экран. Казалось, он чего-то ждал. В конце концов он протянул руку, поднес телефон к уху и кивнул в ответ на услышанное. После этого сказал что-то о львах и подтвердил, что ему все ясно. Положив телефон в карман мотоциклетной куртки, он надел шлем и вышел на улицу.

Чарльз не припоминал, чтобы хоть раз в жизни до такой степени выставлял себя дураком. Он уже вернулся в кабину и чувствовал себя так, словно был готов вот-вот умереть от стыда. Для него было нехарактерно так терять контроль над собой. Ему хотелось извиниться, но он не знал, как это сделать, не запутавшись еще больше. Чарльз до сих пор сомневался во всей этой истории, но мертвецы явно были настоящими.

Он открыл рот и произнес:

— Я…

В этот же миг Криста сказала:

— Не волнуйтесь. Мы на вашем месте отреагировали бы точно так же.

— Спасибо, — отозвался Чарльз.

— Вы в порядке?

Чарльз кивнул. Удивившись спокойствию, с которым звучал его собственный голос, он произнес:

— Мне раньше доводилось попадать в непростые ситуации. Меня учили защищаться с самого детства, но это дело… — он показал на папку, — это уже слишком.

— Вы не хотите пояснить нам, что именно здесь слишком? — вопросительно посмотрела на него Криста.

Вздохнув, Чарльз показал на папку, открытую на последней странице предполагаемой копии библии.

— Прочтите это, — просто произнес он.

— Это же на латыни.

— Верно. Попытаюсь перевести.

Перед законом стоит привратник. К этому привратнику подходит человек из деревни и просит разрешения войти в закон. Но привратник говорит, что сейчас не может разрешить ему войти. Человек думает и спрашивает потом, нельзя ли ему тогда войти позже. «Что ж, это возможно, — отвечает привратник, — но только не сейчас». Поскольку ворота, ведущие в закон, раскрыты, как всегда, и привратник отходит в сторону, человек нагибается, чтобы заглянуть через ворота вовнутрь. Когда привратник замечает это, он смеется и говорит: «Если это тебя так манит, то попробуй тогда войти туда вопреки моему запрету. Но запомни: я всемогущ. И я только самый нижний привратник. После меня есть еще одиннадцать дверей. От зала к залу там дальше стоят привратники один могущественнее другого. Уже перед лицом третьего теряюсь даже я»[4].

— На этом текст заканчивается, — сказал Чарльз. Остальные молчали.

— Это притча? — наконец поинтересовалась Криста.

— А вы не узнаете этот отрывок?

Поп произнес:

— Возможно.

Криста не сказала ничего.

— Это рассказ Кафки «Перед законом».