Поэтому, сдавшись во очередной раз, потрясенный бесконечным отчаянием, навеянным близостью смерти, я воззвал к дьяволу, умоляя его прийти и помочь мне. Я клялся, что отдам ему все, что бы он ни попросил, я молился, но что я мог предложить ему, кроме своей грешной души? Я пообещал ему душу, если он спасет мою жизнь. В келье стало холодно, словно зимой, несмотря на то что лето было в разгаре, и я услышал звук прихрамывающей походки. А когда поднял глаза, то узрел Люцифера в виде тени на стене. Он приказал мне взять в руки перо и записать то, что он мне продиктует. Однако даже после этого я не смог выполнить свою клятву.

Люцифер сказал мне, что я не должен волноваться об этом, а вместо того нарисовать его сына в княжеском наряде, но не в мантии и с королевским скипетром, а в подгузниках, какие надевают младенцам — naturalia non sunt turpia[73], — чтобы они не пачкали весь дом своими испражнениями. Кроме того, он велел мне исписать целый лист пергамента с двух сторон так, как он мне прикажет. При этом мне следовало отпустить свою руку, ибо он будет водить ею, поскольку, как он сказал, я слишком туп для того, чтобы понять эти слова. Я спросил у него, как мне начать, и он приказал мне просто отдаться его воле и позволить ему поцеловать меня в шею. Я согласился. С того момента я ничего не помню. Я знал лишь, что утром, когда я проснусь, книга, которую я пообещал, будет написана.

Сейчас мне стыдно, я знаю, что, вероятно, утратил любовь к Господу нашему и что накликал на себя Его гнев, но я сожалею об этом, как самый ничтожный из смертных. И поэтому я ухожу, чтобы нести имя Господа этому миру, жить на подаяние других людей, которые захотят выслушать меня и отвергнуть Сатану и Антихриста. Аминь.

Ваш брат во Христе

Герман

Чарльз не верил своим глазам. Голова у него раскалывалась. Он понимал, что именно этих страниц, о которых упоминал монах, не хватало в «Гигантском кодексе». Он вдруг живо вспомнил, как Ледвина говорил ему о том, что Дракула велел Гутенбергу добавить некие страницы в заказанную им библию. Поднявшись, Чарльз схватил библию, которая до сих пор хранилась у него. Пролистав ее, он увидел пустую страницу, сложенную и свернутую в несколько раз. Она была длиннее и шире остальных, изготовленная из совсем другого пергамента. Развернув страницу, он измерил ее. Величина ее соответствовала величине страниц «Гигантского кодекса». Пробежав по ней пальцами, он попытался найти хотя бы след написанного. Но на ней не было ничего.

Спустя несколько минут Чарльз открыл ноутбук, а на нем — файл со своей следующей книгой. В нем не было ничего, кроме названия — «История о добре и зле: взгляд сквозь века».

Криста сидела одна в огромном помещении главного офиса Интерпола в Лионе. Там стояло сорок с лишним столов, на каждом — компьютер и прочее оборудование, необходимое агенту. Она и сама изучала документы и, по предложению своего начальника, который также был ее отцом, готовила новые миссии. Потребность в них возникла после бесконечной череды разоблачений последних дней, что произошло отчасти благодаря ее семье, всему семейному древу, чьи корни уходили в глубь истории на пятьсот лет. Она вспомнила, как убеждала Ледвину, как пришлось рассказать ему почти все, что знала она сама, чтобы заставить его поверить. Кроме того, она вспомнила, как помогла ему добраться до Болоньи вместе с его ужасным пистолетом, заряженным серебряными пулями.

На компьютере Кристы была открыта масса документов, одни окна накладывались на другие. Она встала из-за стола, чтобы сделать себе чай, а когда вернулась, то издалека заметила нечто странное. Взгляд ее остановился на фотографиях Чарльза и Вернера. Каждый из снимков выглядывал из-под других документов, которые частично их закрывали. Она не видела правой половины лица Вернера и левой половины лица Чарльза.

Криста бросилась к компьютеру, открыла «Фотошоп». Загрузила в программу фотографии Вернера и Чарльза. Отрезав от каждой из них по половине, она попыталась совместить их. Выбрала цвет волос Чарльза, сделала его таким же, как у Вернера. Примерно совместила линию волос на обеих фото. Затем убрала полные щеки Вернера. Вглядевшись в результат, она не поверила своим глазам. Две половины разных лиц идеально совпали: нос, брови, линия челюсти. Любой человек, увидевший эту фотографию, ни за что не поверил бы, что она составлена из двух. Нет, перед ней была фотография одного человека.

Криста хотела что-то сказать, но с губ ее не сорвалось ни слова.