— Я — глупый.

— Зачем ты на себя наговариваешь?

— Это так и есть. Я нашел тебя. Разве не стоит такая находка всех сокровищ мира? По-хорошему, надо сажать тебя на коня и ехать куда-нибудь подальше отсюда. Но нет, мне мало и этого. Я хочу продолжать грабить других, чтобы самому жить, не зная нужды.

Анастасия вздрогнула.

— Разве может быть счастливым грабитель?

— Правильно ты говоришь, Ана, бог меня за такое накажет.

— Не накликай беду! — она поднесла было руку ко лбу, чтобы сотворить крестное знамение, но в последний момент убрала и истово подумала про себя: "Спаси, Христос!"

Как Аваджи и предполагал, если хан ему Заиру и подарил, то старшей ханум за девушку пришлось заплатить. Впрочем, на удивление, немного. Потому Аваджи такая щедрость насторожила: Эталмас ничего не делала просто так. Но, с другой стороны, какой у неё мог быть интерес к бедному юз-баши? Разбогатеть-то он ещё только собирался!

Он подождал у желтой юрты, пока Заира собирала свои вещи, и, посмотрев на её тощий узелок, испытал некоторое раскаяние. Разве не права Ана, говоря, что Заира в своей судьбе не виновата? Ведь не укради её нукеры Тури-хана, вышла бы замуж за хорошего человека, рожала бы ему детишек…

Поймав себя на подобных мыслях, Аваджи посмеялся: он так любит свою жену, что начинает смотреть на жизнь её глазами. Еще немного, и он по-женски станет плакать над судьбой всех обездоленных!

Он слишком засиделся в курене. И кстати подоспел этот поход в Ходжент.

Еще за десять серебряных монет Аваджи договорился с Эталмас, что две ночи до похода Заира поспит в маленькой юрте рабынь, которые обслуживали жен Тури-хана.

— Зачем так рано из желтой юрты забрал? — все же проворчала старшая жена. — Нукеры в поход уходят, все девушки на счету!

За оставшиеся два дня ничего особенного не случилось. Только Заира, улучив минутку, прибежала к Анастасии, упала перед нею на колени, да ещё руку пыталась поцеловать.

— Нет конца моей благодарности! — горячо повторяла она. — А уж Аслан как доволен!

— Аслан? При чем здесь Аслан? — не сразу поняла Анастасия, покачав головой. Она, конечно, знала о пылком характере подруги, но такой бури чувств от неё не ожидала.

Только спокойно поразмыслив, поняла, что к чему, да ещё и у Заиры принялась прощения просить.

— А ты мне руки целовать хотела, — повинилась она. — Да разве я подумала, как тебе в этой юрте плохо? Я о себе подумала. Хотела, чтобы рядом со мной близкий человек был. А кто, кроме Аваджи, мне ближе тебя?

— Это не важно, о чем ты думала, — радовалась Заира. — Аслан, знаешь, как сказал? Маленькой уруске удалось то, чего не смог добиться заслуженный воин…

— Я, вроде, не очень маленькая, — заметила Анастасия.

— Для него маленькая. Видела, какой он у меня большой?

— Вы… вы любите друг друга? — наконец догадалась Анастасия.

По лицу Заиры пробежала тень.

— Любим, не любим — какая разница? — с вызовом сказала она и вдруг разрыдалась.

В первый раз за все время Анастасия увидела подругу плачущей. Она даже растерялась. Только гладила Заиру по волосам да прижимала к себе. Пока та не очень ласково высвободилась из её объятий.

— Ты заставила меня плакать. А я зарок дала: никто из этих пауков не увидит моей слезинки!

— Никто и не увидит, — весело проговорила Анастасия, вытирая слезы подруги концом своего шелкового покрывала. — Или ты и меня пауком считаешь?

Они рассмеялись.

Анастасия не знала, где прощалась Заира со своим Асланом. Может, ночью ускользнули они подальше в степь и там, на жесткой войлочной, подстилке любили друг друга, только звездам дозволяя смотреть на себя…

Заметила лишь, когда уходили из куреня нукеры Тури-хана и она, до глаз закутанная в покрывало, поймала прощальный взгляд Аваджи, как стоящая рядом Заира приложила к губам кончики пальцев и встряхнула ими, посылая Аслану воздушный поцелуй.

Улеглась пыль, поднятая копытами сотен лошадей, успокоился степной город. Разбрелись по своим делам его жители, и Заира смогла наконец прийти в юрту Анастасии со своим узелком.

Войдя, она некоторое время постояла у входа, окинула взглядом, будто в первый раз, резную колыбельку, разрисованную красными маками. Лежанку, покрытую пестрым домотканым рядном, приподнятую над полом совсем не по-монгольски. Вздохнула грустно, но независтливо.

— Здесь живут счастливые люди. Жаль, недолго им так жить…

— Тьфу на тебя! — рассердилась Анастасия. — Кто же, приходя в дом с добром, так хозяевам говорит?

— Прости, Ася, — ничуть не раскаявшись, проговорила Заира. С некоторых пор она так стала звать свою подругу. — Мы живем среди народа завистливого, который не любит видеть вокруг себя счастливые лица. А как счастливого замечает, так и норовит лишить его либо счастья, либо жизни.

— Наверное, ты думаешь, что мне здесь живется лучше, чем дома? — в сердцах спросила Анастасия. — И счастлива я оттого, что из родных лесов и полей в эту пыльную степь попала?

— Не сердись, госпожа, — у Заиры был виноватый вид. — Такой уж у меня плохой характер, что до сих пор я только в желтой юрте и могла жить… Не дашь ли рабе своей какую-нибудь работу?

— Дам. И тотчас! — отозвалась Анастасия. — Скажи Беле, пусть горячей воды принесет…

Бела — раб, выполняющий разные подручные работы у женщин куреня.

— А ты, — продолжала она, — деревянную кадку для купания прикати. Да перед собой не неси, она тяжелая.

— Госпожа хочет выкупаться?

— Неси, не разговаривай!

Когда кадку водрузили посреди юрты, а Бела, гремя цепью на ногах, натаскал в неё воды, Анастасия налила в воду благовония, которые привез ей Аваджи. Бросила щепотку купленных у торговца ароматических трав, и по юрте поплыл запах свежего летнего воздуха русской степи, когда аромат цветущих трав дурманит голову юношам и девушкам и заставляет стариков во вздохом вспоминать свои молодые годы. Затем Анастасия приказала Заире:

— Раздевайся и полезай!

Та, удивленно поглядывая на подругу, начала раздеваться. Анастасия терпеливо расплела множество косичек, которые Заира неизвестно почему упорно заплетала — булгарки так волосы не носили. Она будто хотела стереть не только из памяти, но и из своего облика всякое напоминание о далекой родине.

Заира влезла в кадку с независимым видом, словно горячая, душистая вода не доставляла ей никакого удовольствия.

Но, несмотря на усилия сохранить равнодушие, на лице девушки стало проступать блаженство. Она даже не сразу заметила, как Анастасия, скатав в узел её одежду, сунула сверток Беле со словами:

— Сожги!

И тогда Заира закричала, вставая в кадке во весь рост и нимало не смущаясь своей наготы: