Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зато у меня нет двоек по правописанию!
Лицо девочки приобрело кислое выражение, и Винни поняла, что лучше было промолчать. На переменке та подождала, пока учительница отвернется, и принялась повторять дразнилку; к ней тут же присоединились подружки, хохоча и кривляясь. Винни застыла как вкопанная, слушая гадости, изливающиеся из хорошенького ротика, глядя на безупречные белокурые косички… Дальнейшее она помнила плохо. Когда учительница прибежала и оттащила ее в сторону, красавица рыдала на полу с красным от пощечин лицом.
Винни отправили домой. Прочтя записку от учительницы, отец вздохнул так тяжело, что Винни стало еще горше. Она попыталась объяснить произошедшее, но он, похоже, не слушал.
– Принеси ножницы.
Сникнув, Винни покорно достала ножницы из маминой корзинки с рукоделием. Усадив дочь в кресло, он принялся подстригать ей челку размашистыми движениями.
– Папа, уже коротко, – встревожилась Винни, глядя на возрастающую горку волос на коленях.
– Сиди смирно, надо подровнять.
Наконец, удовлетворенный своей работой, он отправил ее к зеркалу. Вместо челки на лбу торчал короткий ежик. Винни опустила голову, пытаясь скрыть навернувшиеся слезы, однако отец успел заметить ее взгляд в зеркале.
– Сейчас исправим, – поспешно заверил он. – По бокам сделаю покороче, и все будет нормально.
– Точно?
– А то!
Винни зажмурилась и стиснула кулачки, съеживаясь от каждого взмаха ножниц; от страха ее даже подташнивало.
Взглянув в зеркало, она в ужасе отпрянула – оттуда на нее глядело лицо брата Фрэнки.
Винни разразилась рыданиями.
– Как же я пойду в школу?!
На лице отца появилось странное, отрешенное выражение.
– У тебя мама умерла, а ты по волосам плачешь.
Винни подавилась слезами и тихо ушла к себе.
На следующий день подружки «красавицы» конечно же задразнили ее мальчиком, и опять без драки не обошлось. Неделю она пряталась в своей комнате, пока отца не вызвали в школу и не отчитали за прогулы.
– Даже не знаю, что с тобой делать, – сокрушался он по дороге домой. – С Фрэнки у меня никаких хлопот нет. Лучше бы…
Он не закончил, а Винни так и не поняла, что он хотел сказать.
На следующей неделе внезапно вернулась тетя Линн. Отец порывисто обнял дочку и ушел с Фрэнки гулять в парк.
Оставшись наедине с Винни, тетя Линн улыбнулась и сказала вкрадчивым тоном:
– Мы тут с папой подумали и решили, что тебе лучше пожить у меня.
У Винни защемило сердце. Тетя ей нравилась, но ведь у нее был свой дом!
– А надолго?
– Посмотрим, – пожала плечами тетя Линн.
– А если я не хочу? – тихо спросила девочка.
Во взгляде тети явственно читалось сочувствие.
– Давай-ка собираться.
Они упаковали всю одежду и книжки и любимые игрушки. Винни даже не плакала – настолько она была оглушена – и старалась затягивать сборы, надеясь на возвращение отца, но вскоре поняла, что это бесполезно.
У тротуара ждал черный автомобиль с открытой дверцей и багажником. Тетя Линн загрузила коробки и усадила девочку на заднее сиденье. С водительского места к ней повернулась улыбчивая блондинка.
– Вас приветствует командир экипажа «Линн и Лена»! Пристегните ремни!
Винни не ответила, лишь закрыла глаза и даже не оглянулась, когда они отъезжали.
За всю последующую жизнь она так и не смогла забыть тот день и первый горький урок: как легко можно отставить ребенка в сторону, будто ненужную вещь. Повзрослев, она поняла, что и у больших нет защиты: неугодную жену так же просто задвинуть в угол, как и дочь.
И теперь, в свои восемьдесят два, она встретила одинокую девушку с нежным сердцем; как и та далекая девочка, она заслуживала лучшей участи. Две добрые женщины помогли брошенной малышке превратиться в сильную личность – теперь ее очередь помочь другой.
Если Винни сумеет настоять на своем – а когда было иначе? – Меган снова будет счастлива.
На семинаре по теории цвета Меган приберегла места для Донны и Грейс. К счастью, Грейс села рядом, не дожидаясь приглашения.
В качестве первого задания Гвен велела выбрать любимый цвет и закрасить один сегмент диаграммы, затем, постепенно подмешивая белила, заполнить остальные части полученными вариациями.
Донна принялась было склонять Меган к фиолетовому, но та проворно схватила синий тюбик. Грейс выбрала красный, а Донна – желтый.
– Кто-то же должен быть смелым! – заявила она.
– Ну и в чем тут смелость? – подначила Меган.
– Некоторые художницы вообще отказываются использовать желтый, а некоторые берут так много, что он затмевает остальные цвета, – пояснила Грейс. – Очень трудно соблюсти баланс.
– Да к тому же попробуй найди нужный оттенок, – добавила Донна. – Ищешь сливочный, а в магазине приходится выбирать между «одуванчиком» и «канарейкой».
– Я недавно пробовала сама красить ткань. – Грейс, нахмурившись, разглядывала кончик кисточки. – Хотя какое там «недавно» – уже больше года прошло. Да и вообще…
– А у меня наоборот, – пожаловалась Донна. – Столько проектов, что закончить все не получится – просто не доживу.
– А ты делай как моя мама, – посоветовала Меган. – У нее все начатые одеяла лежат в отдельных коробочках, и на каждой она пишет имя какой-нибудь подруги. Если, боже сохрани, мама умрет, каждая получит свою коробочку и подумает, что одеяло шили специально для нее. Впрочем, недоброжелателей она тоже записывает: говорит, это шикарный способ собрать на похоронах побольше плакальщиц, раздираемых чувством вины.
Грейс засмеялась, но Донну передернуло:
– Брр, какая жуть!
Меган улыбнулась про себя. Донна просто не знакома с мамой и ее особым чувством юмора. Жаль, что сама она унаследовала отцовский прагматизм: может, тогда ей было бы проще посмеяться над своими неудачами. И проблема с враньем Робби не давила бы так…
– У тебя творческий кризис из-за дочери? – спросила Донна Грейс.
Та замешкалась.
– Ну… да, отчасти. – Добавив еще капельку белого, она старательно размешала новый оттенок. – Джастина встречается со стариком, а мне ничего не рассказывает; даже не знаю, что хуже…
Меган вспомнила свои тщетные попытки ходить на свидания после развода.
– Может, она сперва хочет убедиться, что все серьезно?
– В том-то и дело! У них наверняка дело зашло далеко, раз она познакомила его с сыном. У нее на этот счет твердые принципы. – Грейс вздохнула. – Кажется, я ответила на свой вопрос: хуже всего то, что она мне не сказала. Может, он – приличный человек.