– Неправда! – запротестовала Донна. – Но вы серьезно думаете, что наши на такое способны?

– Я уже ничему не удивляюсь – за хорошие деньги люди способны на все, – небрежно пожала плечами Джулия, как человек, привыкший к предательству. Внезапно Донне стало ее жалко: тяжело, наверное, вечно всех подозревать, следить за каждым словом и жестом. Ей хотелось возразить, что рукодельницы вовсе не такие, однако паранойя Джулии оказалась заразной. Кто знает, а вдруг и правда за углом притаились недоброжелатели с камерой?

– По-моему, вам не о чем беспокоиться, – робко заметила она.

– Не о чем! Вы даже не представляете, насколько эта роль важна для меня! Сериал отменили, и если я не найду ничего стоящего, то быстро скачусь до рекламы таблеток от расстройства желудка. – Джулия изобразила небрежную улыбку, за которой явственно читалась трагедия.

– Не может быть, – усомнилась Донна. – У вас пять «Эмми»! Режиссеры должны за вами в очередь выстраиваться!

– Четыре «Эмми» и «Золотой глобус», – поправила ее Джулия. – Только в моем возрасте это уже не имеет значения. Много вы видели фильмов с женщиной в главной роли? Именно в главной – а не в роли подружки или жены? А фильмов с женщинами за сорок? – Покачав головой, Джулия принялась энергично протыкать аппликацию иголкой. – В голливудской версии Америки женщин моего возраста вообще в природе не существует.

– Не только в Голливуде, – усмехнулась Донна. – В обществе среднестатистическая мать и жена не пользуется особым уважением. Вы хоть карьеру сделали – вас есть за что уважать.

– Ну да, я умею повторять слова, написанные кем-то другим, – велика заслуга! Что полезного я сделала в жизни?

На мгновение их взгляды встретились, и Донне показалось, будто знаменитая Джулия Мершо ей банально завидует.

– Вы создаете на экране образы и ситуации, которые заставляют людей задуматься.

– Ой, я вас умоляю! – отмахнулась Джулия. – «Только сегодня на нашем телеканале: Бабуля Уилсон исцеляет от рака и кормит голодных!»

– Я серьезно! – настаивала Донна. – Вы оказываете влияние на умы людей. Моя дочь изучает актерское искусство в колледже – она бы вам то же самое сказала. – Внезапно Донна сникла. – Точнее, изучала…

Донна умолкла, но мысли забурлили с новой силой. Кто она такая, чтобы произносить пламенные речи на тему самооценки и уверенности в себе? Большую часть жизни она провела, оправдываясь перед обществом за роль матери и домохозяйки и в то же время тайно утешаясь тем, что посвятила себя детям. И каков результат? Несмотря на всю ее любовь и поддержку, старшая дочь бросает колледж ради замужества – как и она сама в свое время. Может, Грейс права: если мать ходит на работу, то подает дочерям хороший пример? Неужели она так снизила планку, что теперь дети повторяют ее судьбу?

«Линдси изучала актерское мастерство». Потом Донна будет говорить, что дочь блестяще училась, вела активную общественную работу, подавала большие надежды… Будущий брак задвигал ее жизнь в прошлое – и с этим Донна никак не могла смириться.

А почему, собственно, она должна мириться, даже не попытавшись переубедить дочь? Конечно, надо было вмешаться раньше, еще в начале лета, когда Линдси переехала к Брэндону. В тот раз Донна промолчала, боясь показаться старомодной. Ну так и что? Да, она старомодна и не станет больше безропотно принимать выбор дочерей, каким бы он ни был, – хватит!

Запретить Линдси выходить за Брэндона невозможно: влюбленные девушки редко прислушиваются к голосу здравого смысла. Значит, надо сосредоточиться на ее обучении, найти способ убедить дочь, что образование важно – в том числе и в семейной жизни.

Линдси должна окончить колледж. Нельзя позволить Брэндону заслонить собой ее будущее.

В среду утром Винни проснулась в победном настроении: ей удалось дожить до восьмидесяти двух!

Быстренько прочитав молитвы, она принялась репетировать перед зеркалом удивленное выражение. Если Сильвия догадается, что вечеринка-сюрприз – уже давно не сюрприз, то перестанет их устраивать.

На завтраке Винни с достоинством принимала поздравления и подарки от уже знакомых рукодельниц.

– А когда вечеринка? – перешептывались они за спиной у персонала, в ответ на что Винни изображала младенческую невинность.

На самом деле она обожала праздновать дни рождения и не понимала людей, которые прятались от своего возраста. Человек прожил еще один год – что в этом плохого? Уж всяко лучше, чем наоборот! К тому же так приятно, когда люди за тебя радуются! Этому ее научили тетя Линн и ее подруга Лена – блондинка, что вела машину в тот злосчастный день…

Напрасно они пытались разговорить девочку – та молчала, оглушенная горем. Отец отослал ее – без объяснения причины, хотя и так все понятно: если бы она была послушной, как Фрэнки, он ее оставил бы.

Шла неделя за неделей. Шок постепенно утих, но ощущение несчастья не покидало ее ни на минуту. Хотя добрая учительница в новой школе старалась вовлечь ее в общие игры, Винни предпочитала одиночество.

Нужно во что бы то ни стало убедить отца позволить ей вернуться! Винни часто писала ему, рассказывая, как хорошо себя ведет в школе, что тетя Линн научила ее шить и прибираться, и обещала выполнять всю домашнюю работу, если он заберет ее обратно. На первое письмо он ответил, что доволен ее послушанием, но дальше отписывался крайне редко, полностью игнорируя вопросы о ее возвращении. Зато Фрэнки писал часто, рассказывая то о соседском щенке, то о походе с папой в зоопарк.

Однажды, много месяцев спустя, тетя Линн спросила Винни, как та хочет отпраздновать приближающийся день рождения.

– Я хочу в зоопарк с папой, – ответила Винни, вспомнив письмо брата.

Тетя Линн с Леной переглянулись.

– А давай мы с тобой пойдем? Папа, наверное, не сможет.

Винни почувствовала, как слезы наворачиваются на глаза. Не нужен ей никакой зоопарк, она хочет увидеть папу!

– Тогда не пойду.

– Может, что-нибудь другое придумаем? – спросила Лена.

– Я вообще не хочу праздновать.

– Но надо же отметить твой день рождения!

– В прошлом году мы не отмечали. – После смерти матери вопрос о праздновании, разумеется, даже не поднимался.

Все эти разговоры вновь напомнили ей о перенесенной утрате. Винни поспешно вышла из комнаты, чтобы выплакаться в одиночестве. Вряд ли они спросят у папы про зоопарк – а даже если и спросят, он наверняка откажет, если вообще ответит…

Больше эту тему не поднимали, и Винни решила, что о ней попросту забыли. Однако субботним утром тетя Линн с Леной ворвались в ее комнату и рывком распахнули занавески.

– Вставай, соня! – пропела тетя Линн.

Лена весело плюхнулась на постель и принялась подпрыгивать на пружинистом матрасе.